– Забудь ты про Рэйчел! – убеждала Вика. – Велика вероятность, что она бы оказалась анорексичкой, или с биполярным расстройством, или просто занудой!
Все они могли быть в какой-то степени правы. И все же Вадик не переставал тосковать по Рэйчел. Он уже с трудом мог вспомнить, как она выглядела, но в сжавшейся реальности его памяти Рэйчел оставалась совершенной. Были моменты, когда он старался вытеснить эти воспоминания, потому что они причиняли боль. И были моменты, когда совсем переставал что-либо чувствовать, и тогда отчаянно пытался воскресить ее в памяти, потому что лучше уж боль, чем бесчувствие. Однажды, в Эвенеле, сидя на велотренажере в пустой белой комнате, все крутя и крутя эти пыльные педали, он произнес вслух имя Рэйчел и ничего не почувствовал. А вернее, почувствовал ясно ощутимое ничто, одновременно невесомое и вязкое. Почувствовал, будто разом уплывает и тонет. Ему никогда не было так плохо. Тогда-то он и слез с тренажера и направился в ванную за тазепамом.
В то утро дома у Рэйчел Вадик проснулся на рассвете. Она еще спала, лежа на животе, зарывшись в подушку, приоткрыв рот. Вадик хорошо выспался – он пока жил по московскому времени. Он встал, натянул трусы, свитер и джинсы и пошел в ванную. При свете дня квартира казалась меньше и запущенней. Жуткий бардак в ванной. Столько лишних вещей. Два фена. Шесть разных шампуней. На кухне бардак еще хуже. Кастрюли со сковородками торчат с верхних полок. Три керамические кошки. Керамическая собака. Керамический цыпленок! Вадик выглянул в высокое узкое окно, но вид закрывала прокопченная коричневая стена жилого дома через улицу. Он подумывал поставить воду и заварить чаю. Потом сесть с чаем и почитать какую-нибудь книжку Рэйчел, пока она не проснется. Но вдруг понял, что безумно боится этого момента. Все равно же рано или поздно ему придется уйти. Он объяснит, что переезжает в Эвенел. Она захочет обменяться телефонами. У него пока нет номера. Дать электронную почту? У него такой идиотский адрес. Biggguy@gmail.com (с лишней g между big и guy). Рэйчел не понравится, как мизогинистски это звучит. Она ненавидит Леонарда Коэна! Как вообще можно ненавидеть Леонарда Коэна? В любом случае – вот она спросит, когда они увидятся? Он пообещает – когда? В следующую пятницу? А что потом? Придется встречаться каждые выходные? Такая перспектива тяготила. Он всего второй день на Земле свободы, и вот так сразу связать себя обязательствами? Его новая жизнь только начинается. Ему не нужны обязательства.
Он вернулся в гостиную и огляделся. На каминной полке лежал блокнот с ручкой. Он вырвал листок и стал прикидывать, что же написать. Что-то из английской поэзии было бы здорово, только он не знал стихов на английском. Коэн, ясное дело, тоже не годился. “Ты прекрасна”, – наконец написал он и положил листок в центр стола. Потом взял пиджак и сел на диван надеть носки. Они так и не просохли. Он поморщился от прикосновения сырой ткани. Потом надел ботинки.
На улице стоял такой холод, что мокрые ноги, казалось, тут же заледенели. Вадик знал – Сергей ему объяснил – что автобус номер X1 до Стейтен-Айленда останавливается на Бродвее каждые пару кварталов. Только он понятия не имел, где Бродвей и где он сам. Поймав такси, попросил добросить до ближайшей точки Бродвея. Поездка заняла минут пять. Он вылез из такси, купил в лавке кофе и пошел вперед, пока не уперся в остановку. Он даже не знал толком, ходят ли автобусы в такую рань. Но автобус приехал минут через пять. Вадику не хватало двух монет до стоимости билета, но водитель его пропустил. В автобусе было тепло и пусто, и Вадик какое-то время просто сидел, развалившись на сиденье и согреваясь. Только уже где-то в Бруклине вдруг вспомнил, что забыл “Ад – это другие” в дайнере. Ему никогда его не найти. Никогда не вернуться туда снова. Вадика охватили такая паника и тоска, что заболело сердце.
Глава 3
Ешь и смотри
Чаще всего Регина просыпалась под будильник Боба.
В то утро звон был пронзительнее, чем обычно. Наверное, Боб поменял звук накануне вечером.
Регина придвинулась поближе и, не открывая глаз, обхватила его твердый член. В этом движении не было ничего сексуального. Они не были возбуждены. Твердый член Боба по утрам был просто фактом супружеской жизни. Регине исполнилось тридцать девять, но до того, как два года назад она вышла за Боба, она никогда не жила с кем-то дольше месяца. И вот рядом был ее мужчина, хозяин в доме, большой и сильный человек с пенисом.
Регина зарылась лицом подмышку Боба. По утрам он пах особенно хорошо. Не отмытым до скрипа американцем, а мужчиной.
Больше всего Регина наслаждалась самыми простыми моментами замужней жизни. Она не могла иметь детей. Бобу не нужны дети (у него уже имелась взрослая дочь от первой жены). Они просто будут наслаждаться друг другом до конца жизни. Ну то есть если останутся вместе до конца жизни. Пока все шло к тому, что так и будет.
Спальня была огромной, квадратной и идеально темной. (“Ого, вот это шторы так шторы!” – восхищались друзья.) Свет не проникал сюда даже в самые солнечные дни, разве только от экрана Бобова айпада. Первым делом по утрам Боб смотрел сообщения и новости.
– Как спалось? – спросил он.
– Ничего, Бобик.
Она звала его Бобиком, Бобсом, Барсиком, Боббети Бобом и Боббети Котиком. Это ей тоже очень нравилось в замужней жизни – быть с кем-то так близко, что даже имя как будто бы тоже принадлежало ей.
– Тебе как спалось?
– Более-менее. Плечо опять побаливает.
– Помазать мазью?
– Да, будь добра.
Регина убрала руку с заметно обмякшего члена и нащупала тюбик на ночном столике. Щедро выдавив холодной склизкой мази, начала втирать повыше правого плеча. От резкого сладковатого запаха спирта слегка замутило, но она продолжала втирать, нежно и сильно. Это ее муж, и она всячески хотела о нем заботиться. Иногда Регина задумывалась, было ли бы все иначе, люби она Боба. Вряд ли.
– Спасибо, милая, – сказал Боб и вылез из постели.
Регина вытерла руку платком и стала смотреть, как Боб делает свою утреннюю растяжку. Вот так груда мышц! Мускулы, накачанные на тренажерах. Даже на заднице. Она и не знала, что на заднице есть мышцы. У нее самой задница была кожа да кости, да неровный жирок здесь и там – как и во всей фигуре. Ей не нравилось обнажаться. Она спала в его старых спортивных шортах и растянутой майке. Регина посмотрела на себя в зеркало и поморщилась. А не стала ли она с этой новой прической с пробором посередине похожа на афганскую борзую? Ведь стала, да?
И все же она была высокой и длинноногой. Боб балдел от ее роста. Высокая, с длинными ногами, и русская. Степень в лингвистике, четыре языка, нет двух зубов. (Зубы были дальние, так что не страшно.) Регина подозревала, что Боб балдел и от странности самого своего выбора.
Регина села в кровати, чтобы видеть, как он отжимается – любимое упражнение в его зарядке. Пять, шесть, семь. Мускулы вздуваются, опадают, вздуваются. Потом он отправился в душ, а Регина снова легла и закрыла глаза.
