С Леоном тоже все должно было сложиться предсказуемо, и она даже сейчас не могла сказать, когда и почему их отношения изменились. Пожалуй, когда она узнала о его прошлом — это не было единственной причиной притяжения, но это стало переломным моментом. Она поняла, что их связывают не просто общие интересы и тот редкий дар, с которым они родились, у них похожее прошлое, и Леон, пожалуй, поймет ее лучше, чем кто-либо другой. Вскоре после этого пришло понимание, незнакомое и странное, что он нужен ей и ей очень хотелось бы видеть его рядом.
В то же время Анна прекрасно знала, что это невозможно, и не собиралась ничего менять. У Леона была семья — такая, как надо, с женой и ребенком. Для нее это было святыней, недостижимой для самой Анны, а потому восхищающей ее. Она, не знавшая отца и рано лишившаяся матери, готова была пойти на все, чтобы Леон получил свою долю понятного, простого счастья.
Поэтому, когда он написал ей, что им лучше прекратить общение, она не стала возражать. Ее боль была ее личным делом, ее тоска — ее тайной, ее желания — ее проблемами. Она могла метаться по своему уютному убежищу, скрытому под землей, могла плакать, могла хоть кричать, но любые страдания оставались в четырех стенах. Потому что своей силой воли Анна могла по праву гордиться: если нужно, она готова была вырвать из себя любые чувства, с кровью, с кожей, перетерпеть любую боль и сделать так, чтобы никто и никогда не узнал об этом.
Вот и теперь она использовала эту силу воли, чтобы принять его решение. Анна умела оценить себя, она видела, что Леона тянет к ней, и если бы она попыталась его удержать, он бы поддался, наверняка. Но она поступила хорошо — она его отпустила и продолжила жить так, как умела.
И вот он вернулся. Она снова не поддалась, сдержалась, сохранила расстояние между ними. Она была спокойной и дружелюбной, словно ничего не случилось и он был не важен. Она не собиралась говорить ему, что в день их встречи она пролила эту проклятую бутафорскую кровь не только потому, что ведро оказалось бракованным, но и потому, что от волнения руки у нее дрожали крупной дрожью.
Анна готова была вести расследование и оставаться рядом с Леоном другом — и не больше. Она знала, что сможет удержать свои чувства на цепи и выглядеть так, что никто ни о чем не догадается. А остальное и неважно.
Впрочем, теперь, когда она познакомилась с его женой поближе, она уже не считала его счастье таким безоблачным. Дело было не только в Лидии Аграновской, у Анны появились кое-какие догадки, не дававшие ей покоя. Но к ним можно было вернуться позже, сейчас шло расследование, они получили уникальную возможность, которой нужно было воспользоваться.
Дмитрий все-таки сумел провести их в здание торгового центра, когда там начался обыск. У каждого из них даже был пропуск, однако это не удивляло Анну. Аграновский-старший мог кривляться сколько угодно, за столько лет работы в полиции он обзавелся нужными связями, которые могли позволить ему очень многое.
Но не все были довольны таким рвением с его стороны. Инга Шипова, следователь, ведущая это дело, заметила их не сразу — однако, заметив, не смогла пройти мимо.
— Это еще как понимать? — холодно поинтересовалась она. — Уж не вернулся ли Леонид Аграновский в полицию? Почему тогда мне не сообщили — я бы первой поздравила!
— Никуда я не вернулся, — равнодушно отозвался Леон.
— Он выступает консультантом, — поспешно добавил Дмитрий.
— Каким еще консультантом? Это дело веду я, а мне никакие консультанты даром не упали!
— Я вам чем-то мешаю?
— На месте обыска не должно быть посторонних!
— Считайте, что я из понятых, — хмыкнул Леон.
Пока гнев Инги был направлен исключительно на Леона, Анну она просто не замечала. Если бы она сообразила, что здесь не только бывший следователь, но и человек, который никогда и никак не был связан с полицией, без скандала бы точно не обошлось.
Именно поэтому Анна сделала все, чтобы остаться незаметной. Непримечательный наряд, распущенные волосы, закрывающие лицо, а главное, профессиональная камера на шее — и вот она выглядит как человек, которому здесь самое место. Поэтому Инга, стоящая в десятке шагов от нее, сокрушалась только из-за Леона.
Впрочем, даже его следовательница не собиралась вышвыривать силой. Инге предстояло руководить обыском крупного торгового центра, смотреть, чтобы ни один уголок не остался неосмотренным, и успокаивать владельцев, которые сокрушались, что служебные собаки им «все изгадят».
Поэтому очень скоро Леон и Дмитрий подошли к ней.
— Как ты это делаешь? — нахмурился Аграновский-старший. — Она, по-моему, сквозь тебя смотрела, не замечая! Ты что, галлюцинация, которую видим только мы?
— Опыт и магия, — усмехнулась Анна.
— Мне бы такое! Она устроит разборки, но потом, — вздохнул Дмитрий.
— Не факт, все зависит от того, как пройдет обыск. Если она ничего не обнаружит, ее саму натянут на флагшток, ей уже будет не до тебя. И вообще, ты б ее лучше пожалел.
— Пожалел?! — поразился он. — За что можно жалеть эту гюрзу?
Анна не пыталась его обмануть или подбодрить, когда она наблюдала за Ингой Шиповой, «прочитать» следовательницу было несложно. Поэтому теперь она могла объяснять Дмитрию вещи, которые казались ей элементарными, не отвлекаясь от работы — осмотра залов.
— У нее большое горе, которое она тщательно скрывает.
— Да с чего ты взяла? — допытывался Дмитрий. — Слушай, я ей, конечно, не друг, но я ее знаю не один день. Это бесчувственное бревно с повадками кальмара.
— Потрясающее сочетание, — фыркнул Леон.
— А вот и нет, — покачала головой Анна. — Посмотри на нее. Она застегивается на все пуговицы, закрывается от мира, старается при первой же возможности скрестить руки на груди, не позволяет себе улыбаться, хмурится без причины.
— Ну и как ты определила, что это признак горя, а не стервозности?
— Опыт и магия, — напомнила она. — Я тебе больше скажу: это горе, скорее всего, не пришло извне, а связано с ней, она считает себя виноватой, хотя бы частично, в том, что случилось. Поэтому она очень много работает — и работает именно в полиции. Я не знаю ее так, как ты, но готова поспорить, что она никогда не берет взяток, рвется раскрыть каждое дело и честная до тошноты. Ей плевать на окружающих не потому, что она робот, а потому, что, если они не могут помочь ей или не нуждаются в ее помощи, они для нее и не важны.
— Это мне что-то дает? — удивился Дмитрий. — Скандала не будет?
— Скандал будет, и еще какой, потому что она верит: ты пытался помешать ей. Но если она будет очень уж активно наседать на твои нервы, можешь ей сказать с многозначительным видом: «Но разве это хуже того, что сделали вы?» — и уйти, не дожидаясь ответа. Поверь мне на слово, она изведется.
Анна подозревала, что то горе, с которым жила Инга Шипова, — старая история, пережившая испытание годами. Такие проблемы обычно не исчезают сами по себе, если их не решить или хотя бы не поговорить о них. А Инга говорить не собиралась и рано или поздно рисковала сойти с ума от собственной тревоги. Так что, возможно, кому-то и следовало задать ей тот вопрос, который она посоветовала Дмитрию.
