Но это ничего, они продолжали расследование и без нее.
— Девушки нет, — с сожалением признал Леон. — То есть будто и не было никогда. Если бы я сам не видел те кости, я бы решил, что мы ничего не находили!
Ему до сих пор было неловко из-за того, что он так откровенно показал свою слабость во время путешествия. Теперь ему хотелось это исправить, и он, едва отдохнув, приступил к работе.
Он прекрасно помнил, как искал пропавших девушек в деле Джека-потрошителя, и сейчас хотел пойти тем же путем. Вот только результата не было, они ничего не знали о той девушке… они даже предполагали, что это девушка, а не молодой парень. Ни возраста, ни города… чего можно добиться с такими вводными?
Правильно, ничего. Именно это он и получил.
В год пожара на лесном хуторе в городах и поселках рядом с ним никто не пропадал. В других городах — да, пропадали, десятками, сотнями, тысячами. Это печальная жатва каждого года. Как можно найти в стране, которая площадью может тягаться с Плутоном, одного-единственного человека? А что, если девушка еще и не из России была? Нет, тупик.
— С фирмой, которая занималась хутором, все ненамного лучше, — вздохнула Анна. — У нас тут змея, кусающая собственный хвост.
— В смысле?
— В смысле, замкнулся круг, вот в каком смысле! Этот псих, кем бы он ни был, так похож на Холмса, что мне становится не по себе. Еще чуть-чуть, и я в реинкарнацию поверю!
Компания, занимавшаяся восстановлением хутора, была чуть ли не однодневкой. Ее зарегистрировали зимой, весной она занималась ремонтом полусгнившего домика, летом туда приехали студенты — первые и единственные гости. Все! После пожара выяснилось, что на лесной домик была оформлена очень грамотная страховка, и компания в проигрыше не осталась. После того случая она ничем больше не занималась и была ликвидирована уже осенью.
— Мошенничество со страховкой — типичнейшее поведение Холмса, — поморщилась Анна. — Поначалу меня удивило: почему страховая компания, теряя такие деньги, не провела полноценное расследование? Ведь если бы оно было, кости бы наверняка нашли, да и всеми этими пружинами заинтересовались бы. Но потом я узнала, кто был директором той загадочной компании, и все стало на свои места.
— Кто же?
— Илья Закревский собственной персоной. Похоже, это был его первый бизнес-проект, причем, думаю, изначально с прицелом на махинацию. Он хотел впечатлить папочку — и впечатлил. Его отец ездил туда и до, и после пожара, сохранились записи об этом. Думаю, именно Закревский-старший надавил на страховую, и им проще было тихонько все выплатить и не нарываться.
Вот, значит, что она имела в виду под замкнутым кругом… Перед ними снова было имя Ильи Закревского — того самого, который теперь лежал в больнице и никому уже ничего не смог бы рассказать. Полина Увашева, рвущаяся к справедливости и мести, вряд ли подозревала, какого ценного свидетеля она их лишила!
— А был в той компании кто-нибудь из нынешней тусовки Закревского? — поинтересовался Леон.
— Да мне и самой этого хотелось бы, но нет. Покойный Максим Кавелин в число владельцев фирмы тоже не входил.
— Любопытно, но его история на этом все равно не заканчивается.
Он видел, что она расстроена тем, что ниточка с компанией ни к чему не привела, а точнее, снова привела к Илье. Но отчаиваться было рано, Леон тоже пришел не с пустыми руками: он не ограничился поисками неизвестной девушки, и ему повезло.
Он положил на столик перед ней фотографию. В такое время зал ресторана оставался полупустым, немногочисленные гости собирались в основном у окон, и им, устроившимся в дальнем уголке, никто не мешал.
Фотография была старой, сделанной еще в те времена, когда снимки сразу же распечатывали, потому что пленку друзьям не покажешь. На ней был запечатлен мальчишка лет четырнадцати, тощий, неуклюжий, как многие подростки, и не очень-то приветливый. Он щурился от солнца, прикрывал лицо рукой, и из-за этого, да еще из-за качества фото, его сложно было рассмотреть.
— Максим? — догадалась Анна.
— Он самый.
— Где ты взял этот снимок?
— В школе, в которой он учился. У них там есть нечто вроде Доски почета чуть ли не со дня основания. Туда вешают фото отличившихся учеников и преподавателей. Если учитывать, что со временем все это дело мнется и выцветает, сомнительная идея, но не мне их судить.
— Чем же отличился Максим, раз оказался на доске? Кроме того, что достаточно рано умер и таким образом могли почтить его память.
— Не его случай, — возразил Леон. — Если я правильно понял, когда его наградили, ему было именно столько лет, сколько на этом снимке. Он был отличником — преуспевал во всем, звездный ученик, никто не удивился, когда он без какого-либо блата поступил в МГИМО.
Он не стал говорить, на кого Максим этим похож. Анна понимала это получше, чем Леон.
— Но это еще не все занимательные факты о нашем загадочном Максе, — продолжил Леон. — Его отец был очень уважаемым врачом, хирургом. Мать — архитектором, хотя и не слишком примечательным. И что это означает? Ты понимаешь?
— Что в доме была соответствующая литература, а родители могли кое-чему его обучить, — кивнула Анна. — Да, это любопытное сочетание знаний.
— Медицина, архитектура, наверняка инженерное дело… плюс его способность заводить нужные связи, которая стала очевидной в МГИМО. Похоже, мы не так поняли то, что произошло с ним в лесном доме.
Они были уверены, что ту поездку срежиссировал убийца, чтобы избавиться от Максима на забаву своим друзьям. Но что, если именно Макс это придумал? Что, если ему хотелось исчезнуть как Максиму Кавелину — и стать кем-то совершенно другим? Новым человеком, без прошлого, без связей…
— Генри Холмс поступил точно так же, — заметила Анна. — Он перестал быть Маджеттом не потому, что ему имя не нравилось, а потому, что к тому моменту на него смотрели с подозрением. Как Герман Маджетт он уже засветился в нескольких маленьких городках. На него косились как на мошенника — и на предполагаемого убийцу маленьких детей.
— Он еще и детей убивал? Просто замечательно! Я только одного не пойму… Если вся эта афера с хутором была устроена ради условного перерождения Максима, то откуда там мертвая девушка?
— Думаю, из-за того, что мы изначально приписывали Кавелину — она была развлечением. Холмс убивал разных людей, особенно если это было ему выгодно. Но истинное удовольствие ему доставляли смерти женщин и детей.
— Прелесть, а не человек…
Сложно было сказать, что на самом деле произошло в лесном доме: они слишком мало знали, да и список гостей был странным. Почти все студенты, которые были там, давно жили за границей. Они словно бежали от своего друга Ильи! А из его нынешней тусовки никто не был свидетелем тех мрачных событий.
— Холмс любил женщин, — тихо сказала Анна, бросая очередной взгляд на белый смартфон. — Но любил так, как любят еду или развлечения, а не живое существо. Он был многоженцем — в те времена это была отдельная статья. Ради этих браков он рисковал, но ничего не мог с собой поделать. Его тянуло к женщинам, но далеко не каждая из них согласилась бы переспать с ним, если речи не шло о браке.
