— Пройдемся? — предложила она. — Мне пока не хочется возвращаться в город.
— Как твоя рука? Может, тебе не стоит сейчас гулять?
— Ей все равно, где болеть.
От событий последних дней у Анны голова шла кругом. Она, кажется, никогда не была вовлечена в расследование так, как сейчас. Судьба Полины, опасность, зависшая над ней и Леоном, — все это давило на нее. Она не сомневалась в том, что рано или поздно найдет нужные доказательства против Гирса. Сложность была скорее в том, что у нее отняли «поздно»: или рано, или никогда, время работало против них, словно адвокаты Гирса подкупили самого Хроноса.
— Инга сейчас пытается вычислить возможных сообщников Гирса, — указал Леон.
— Не вычислит никогда в жизни.
— Почему ты так уверена в этом?
— Потому что он наверняка действовал как Холмс: нанимал людей, которые сами по себе были слабы, нерешительны, не имели значения. Они незаметны, а Инга будет проверять деловые контакты вроде Закревского. Но те, кто давал Гирсу деньги, и те, кто строил для него ловушки, — это совершенно разные люди.
— Она хочет еще раз допросить его сына, надавить на него. Есть шанс, что он знает что-то важное.
Анне и самой хотелось бы поверить в эту версию, такую приятную и выгодную для них. Вот они, простые ответы в лице Георгия Гирса! Но она никогда не позволяла себе такую слабость, как наивный оптимизм.
— На Георгия она только потратит время, ничего не добившись. Гирс не захотел бы вырастить из своего сына соперника, такие люди, как он, не признают равных и не создают их своими руками.
— Для нас в этом тоже есть плюсы, — не сдавался Леон. — Если он не держал при себе толковых помощников и ни с кем не делил управление этой своей сомнительной империей, меньше шанс, что на нас с тобой нападут, пока он за решеткой.
— В чем-то ты прав, планирование он не доверит никому. Но план можно составить и там, времени у него хватает. Кто-то из его адвокатов сумеет передать послание, так что расслабляться нам рано.
— Куда уж тут…
Все известные счета Гирса были арестованы, в его домах и офисе велись обыски, за зданиями, которые он построил, наблюдали. Однако Анна не сомневалась, что они нашли не все. Он слишком осторожен, он умен, у него свой туз в рукаве, причем не один.
Все это закончится, только когда Гирс умрет или будет полностью изолирован от мира, что более вероятно.
Как ни странно, серые ноябрьские пейзажи кладбища не угнетали ее, а успокаивали. Здесь был покой, которого не найти больше нигде. И хотя Анна не спешила разделить этот покой, он давал ей необходимую тишину, чтобы продумать свой следующий шаг.
— Знаешь, а ведь разумнее с его стороны было бы оставить нас в покое, — указал Леон.
— Ты так считаешь?
— Посуди сама: его сынок по тупости выдал Диме, что за нами могут охотиться. Получается, если с нами что-то случится, все укажут на Гирса.
— Ну и что? Сейчас подозрений тоже хватает, но они его не беспокоят. Да, его бизнесу был нанесен очень серьезный удар, но он не отступит. Такие, как он, не умеют отступать. Готова поспорить, убить нас для него важнее, чем сохранить свое архитектурное бюро.
— Ты снова сравниваешь его с Холмсом, а это не всегда верно.
— Но и не всегда неверно, — напомнила Анна. — Тех случаев, когда я была права, достаточно для опасений. Я сейчас говорю не о поступках, не о мотивах, а о самом поведении, об инстинктах. Существуют животные, которые будут преследовать раненую жертву, даже если рядом есть добыча попроще. Они иначе не могут, это не в их власти.
— Но ведь Гирс все-таки не просто серийный убийца, он наемник, бизнесмен… Должен же у него быть какой-то здравый смысл!
Леон понимал куда больше, чем другие ее знакомые, но и он порой слишком упрямо цеплялся за привычную картину мира. Ему тяжело было принять, что бывают люди, для которых все другое, включая приоритеты и ценности.
Это не раздражало Анну. Леон учил ее нормальной жизни, она его — жизни чудовищ.
— Я тебе рассказывала когда-нибудь, как погиб Бенджамин Питзел? — поинтересовалась она.
— Это который был шавкой Холмса?
— Именно.
— Ты упоминала, что Холмс его убил.
— Да, когда это стало выгодно. Холмс для Питзела был другом, божеством, покровителем. Питзел для Холмса — инструментом, которым нужно пользоваться, когда это возможно, и выкинуть, когда нужды в нем больше нет. Его не умиляла искренняя преданность, а дружбу он не понимал как явление. В то время Холмс уже лишился отеля, ему нужны были деньги — он лелеял мечту о новом убежище. Поэтому он решил вернуться к проверенному методу: мошенничеству со страховками. Но чтобы получить по-настоящему крупную сумму, нужно было повысить ставки, не предъявлять страховщикам изуродованный кадавр, а показать им сначала живого человека, а потом сделать его мертвым.
— И он использовал Питзела?
— С его согласия. Питзел знал о готовящейся афере, но, конечно же, был убежден, что останется жив. Мистер Холмс с ним так не поступит! Сценарий был сложным: Питзелу предстояло сыграть изобретателя, который страхует свою жизнь, а потом погибает во время взрыва, вызванного одним из его экспериментов. Питзел верил, что вместо него Холмс подложит обожженный труп, это ведь девятнадцатый век, не было еще способов раскрыть такой подвох. Полученные деньги разделили бы на три части: Холмсу, адвокату, помогавшему ему, и Питзелу с его семьей.
— Но Холмс не захотел делиться?
— Не с Питзелом так точно. Адвокат благоразумно соблюдал дистанцию, а Питзел был доверчив и не слишком умен. Поэтому страховщикам Холмс предъявил настоящий труп.
— Это все, конечно, печально, но зачем ты вообще рассказываешь мне о нем?
Ему и правда казалось, что эта история — лишняя на кладбище. Однако Анна не зря ее вспомнила, ей было важно, чтобы Леон понимал мышление того, за кем они охотятся, так же хорошо, как она.
— Потому что со смертью Питзела все не закончилось. Холмсу все же пришлось делиться с его вдовой и адвокатом, но он все равно получил на руки очень большую сумму, а заодно и избавился от подельника, который однажды мог потянуть его на дно. У него было все необходимое, чтобы снова отправиться в одиночное плавание. А вместо этого он сосредоточил свое внимание на Кэрри, вдове Питзела.
— Зачем? Просто чтобы отнять у нее деньги?
— Нет, не просто. Его злила сама мысль, что кто-то взял то, что хотел он. Его желания сложно понять, но, думаю, одним из них, и главным, было стремление управлять чужими жизнями. Холмс менял мир — в своем отеле, но не только. Лишившись отеля, он начал манипулировать своим окружением. Он убедил Кэрри отдать ему трех из своих пяти детей.
— Да ну, бред! — возмутился Леон. — Что за мать такая отдаст своих детей незнакомцу, да еще и убийце своего мужа?
