— Ты не учитываешь целый ряд обстоятельств.
— Да я их даже не знаю!
— Вот и послушай. Во-первых, Холмс не был незнакомцем. Семья знала его много лет, Питзел боготворил его, и это обожание наверняка передалось жене хотя бы отчасти. Во-вторых, Кэрри считала, что ее муж жив. Холмс убедил ее, что Питзел просто уехал, чтобы афера выглядела правдоподобней, рано или поздно он вернется. В те времена женщине с пятью детьми, одной, было нелегко, и предложение Холмса казалось актом доброй воли. Ну а в-третьих, женщина, вышедшая замуж за Бена Питзела, нерешительного уголовника, по определению была далеко не профессором Гарварда. Она отдала Холмсу своих средних детей — с ней остались только младенец и старшая дочь-подросток. А вот дальше слушай внимательно, потому что именно из-за этого я и завела речь про судьбу семейства Питзел.
— Как будто до этого я тебя не слушал, — проворчал Леон.
— Отдав Питзелу детей, Кэрри отправилась путешествовать по стране — думаю, подсознательно она все-таки опасалась Холмса и старалась держаться от него подальше.
— Отлично — детей оставила, я сама слиняла!
— Она могла верить, что с детьми он ничего не сделает. У нормальных людей есть нерушимая вера в то, что детям вредить нельзя.
— Но он ведь сделал?..
— Да, — быстро ответила Анна. Ей не хотелось пускаться в подробности той расправы, которую Холмс устроил над детьми преданного ему Питзела. — Дети погибли, но не сразу. Сначала он таскал их с собой. Он преследовал Кэрри, пусть и не открыто, его маршрут всегда шел параллельно ее маршруту. В какой-то момент они даже жили в паре домов друг от друга, и это дарило Холмсу все то же чувство контроля. Не думаю, что он хоть в какой-то момент допускал возможность пощадить Кэрри, скорее, он просто выбирал наиболее выгодный ему способ расправы. Видишь? У него не было объективных причин преследовать Кэрри Питзел, она была не опасна для него, но он хотел это сделать. Он не мог продолжить собственную жизнь, не покончив с выбранной жертвой. И вот в этом, я считаю, Гирс похож на него. Да, возможно, с его стороны было бы разумнее оставить нас в покое — по крайней мере, на время. Но мы ему как кость поперек горла, он судит нас по своим меркам и понимает, что любое промедление даст нам шанс бежать из страны и скрыться навсегда. Думаю, он придет за нами скоро, и даже очень.
— Так Холмс убил Кэрри Питзел или нет?
Они прошлись по кладбищу и уже свернули к главной аллее, ведущей к воротам. Время покоя закончилось, настала пора вернуться к охоте. Но прежде Анна хотела, чтобы он знал всю историю.
— Нет, Кэрри Питзел дожила до весьма преклонных лет, она увидела почти треть двадцатого века. Холмса просто остановили раньше, до того, как он добрался до нее. Думаю, определенная черта допустимой жестокости есть не только у людей, но и у природы. Иногда она видит, что создала совсем уж извращенное существо.
— И не одно, — усмехнулся Леон.
— Да. Но тогда вступает в силу некое противодействие, и на пути хищника появляется охотник, равный ему по способностям. По крайней мере, частично. У Холмса был Фрэнк Гейер — полицейский, детектив, писатель и изобретатель. У Гирса, вполне возможно, это мы… Тем меньше у него причин оставлять нас в покое.
Она не знала, о чем он думает, чувствовала только, что он не боится. Анна неплохо знала Леона, однако не льстила себя надеждой, что читает его, как открытую книгу. Вот и в такие моменты, когда он замолкал и погружался в себя, она не могла не вспомнить о том, что его отец тоже был серийным убийцей.
Но это, конечно, ничего не значило.
Глава 14. Элизабет Холтон
Этот человек был непробиваемой стеной, причем глухой — без единого окна, через которое можно было бы разглядеть его душу. Он не злился, не пытался на нее давить, как те уголовники, к которым она привыкла, в нем даже не было высокомерия. Манеры Александра Гирса были безупречны, казалось, что он давно уже знает исход и просто ждет, когда его отпустят.
— Неужели вам нечего делать, кроме как тратить время на меня? — поинтересовался Гирс. — Как вариант, вы могли бы поискать настоящего убийцу, который, если вы не забыли, может быть причастен и к аварии с участием моего крестника. Как видите, на мою семью он тоже ополчился, я жертва, а не преступник.
— Нет никаких доказательств, что за всем этим стоит один человек. Недавно вы были убеждены, что покушение на вашего племянника организовала Полина Увашева, — напомнила Инга.
— Неужели? Не припомню такого.
— Вы отказываетесь от своих собственных слов?
— Не нужно приписывать моему подзащитному слова, которые ничем не подтверждены, — вклинился адвокат.
На этом допросе работы у него было немного. У Инги не было ни новых улик, ни подсказок. Она надеялась лишь на то, что возьмет Гирса измором, заставит его случайно оговориться, он ведь тоже не совершенен.
Хотя стратегия была откровенно слабой и больше напоминала отчаяние. Никогда еще Инга не чувствовала себя такой беспомощной. Хуже всего то, что она почти поверила в успех, а разочарование бьет куда больнее обычного поражения. Она, всегда уповавшая на силу закона, теперь столкнулась с ситуацией, когда его использовали против полиции.
Она не сомневалась, что, как только Гирса выпустят из-под стражи, он тут же исчезнет. А потом она может находить сколько угодно доказательств, в них просто не будет смысла.
— Зачем вам все это? — спросила она. — Такая жестокость, столько смертей… Каково это — жить с таким грузом на душе?
— Вы не обязаны на это отвечать, Александр Константинович, — поморщился адвокат. — Мы не на исповеди, давайте по существу!
Инга и сама понимала, что бесполезно спрашивать об этом. Она не претендовала на роль эксперта по серийным убийцам, как Анна Солари, но и она знала, что маньяки не способны на раскаяние и сострадание. Они просто не знают, что это такое! Поэтому она и сама не бралась сказать, чего пытается добиться этим вопросом, чего ожидает от Гирса. Что он внезапно осознает свою вину, разрыдается и во всем сознается? Да конечно!
Она не ожидала услышать ответ — и все же услышала.
— Я не буду говорить про жестокость и смерти, это действительно не моя тема, — указал Гирс, пристально глядя ей в глаза. — И все же иногда мы все совершаем поступки, которыми не гордимся.
— Поступки поступкам рознь!
— Да, но порой даже худшие из них на первый взгляд не так уж плохи. Пока не столкнешься с последствиями, не знаешь, что может случиться. А когда случается, уже слишком поздно.
Адвокат удивленно смотрел то на своего подзащитного, то на следовательницу, не зная, как реагировать. Инга тоже не до конца понимала, что тут происходит, на предыдущих допросах ничего подобного не было, но это был хоть какой-то сдвиг, и она не хотела останавливаться.
— Мне всегда казалось, что взрослые люди сами отвечают и за свою судьбу, и за свои поступки.
