Со мной спорят:
— Теперь у нас есть заместитель по вопросам обороны и безопасности. Человек серьезный, полковник, мент. Это его инициатива.
— Это случайно не тот человек, который ходит у нас под окнами и уже третий час кричит в телефон: «Где забор? Почему тут нет забора? Сегодня должен быть забор!» Я думал, его из ЛОНДа к нам перевели.
ЛОНД — областной наркологический диспансер, наш надежный поставщик интересных клинических случаев в виде тяжелой белой горячки. Соседство с ним — наша постоянная головная боль и радость.
— Не, не из ЛОНДа.
— Странно, я подумал, что уже вызывали на консультацию, не пора ли человека госпитализировать в реанимацию с горячкой, вязать.
— Да вы что, это наш новый начальник, заместитель по безопасности. Наша защита. Взялся забор строить. Денег пока нет.
Начальник службы безопасности действительно оказался не беглым сумасшедшим, а настоящим полковником, правда, в отставке. Представили человека на общем собрании, дали слово. Человек явно специалист в вопросах, только непонятно одно: с какой стороны он к системам безопасности подходил, обустраивал их или искал пути преодоления? По повадкам парень смахивает на конкретного распальцованного пацана. Интересуемся вежливо, с какой горы этот хер на нашу голову свалился. И не желает ли этот хер залезть обратно? Хер начал:
— Я не буду вам объяснять чисто психологию преступников, зачем? Вы в этом деле профаны. Я скажу вам так — я в этом деле профессионал.
Голос из зала, сначала робко:
— Да ты чё, в натуре? Ты давай грузи про психологию, тут не зеленые пацаны собрались, тут убийцы в белых халатах.
Недоволен народ, оскорбился, дальше пошло:
— Можно подумать, что мы УК в школе проходили. Да мы на своей шкуре половину статей примерили еще в те времена, когда ты мутной каплей на конце висел!
В общем, сорвали презентацию нового заместителя. Обидно, мне хотелось послушать про психологию террористов, интересно.
Ждем, что будет дальше. Пока строительство забора приостановилось, экскаватор, заряженный рыть траншею по периметру, по неведению перерубил трубу с горячей водой. Предупреждали нового главного инженера, что в больничную магистраль полно врезок, что соседние дома притыривают у больнички воду, холодную для питья, горячую для обогрева. Говорят, что с ведома прежнего руководства, поговаривали о его каких-то корыстных мотивах, но разве можно верить грязным слухам? Вот и не поверили, а зря.
А еще интересно наблюдать, как выстраиваются логические цепочки в воспаленном руководящем мозгу, как соединяются их звенья, рвутся, начинают нарастать в другой последовательности. Административную мысль штормит, раскачивает в стороны. Совещания по три раза в неделю, в расширенном составе, в более узком и наконец исключительно с приближенными заместителями. На совет малого синедриона доступ простым людям закрыт, какие решения принимаются на нем — тайна. Скорее всего, те же самые, то есть никаких. Идут те же разговоры о том, какая наступит у нас прекрасная жизнь. И какой достался хреновый коллектив.
Первое звено цепочки: в начале следующего года приобретаем новый компьютерный томограф. Ну если не в начале года, то в течение года точно, а в следующем году — наверняка. Давайте думать о его размещении, нужен ремонт. Мысль родила решение: а зачем нам ремонт, зачем нам все неудобства, с ним связанные? Мы сделаем проще, мы построим новый корпус больницы! Площадь территории позволяет. Новый корпус оборудуем по последнему слову, а потом основательно возьмемся за ремонт старого. Робкий голос главного инженера о том, что на свободной территории заболоченное озеро и какие-то попытки строительства там были прекращены еще в 70-е годы в связи с непригодностью грунта, тонет в потоке оваций.
Нанята бригада мужиков для расчистки территории, срублен разросшийся подлесок, в основном осина. Колы сложены штабелями вдоль более-менее сухой тропинки, пригодятся. На этом работа приостановилась. Срубленную осину растащили окрестные дачники, на дрова. Что странно, при этом на чердаке больницы поселились летучие мыши. Иногда хочется вырезать осиновый кол, на всякий случай, чтоб был под рукой, вдруг это не простые летучие мыши, а оборотни или вампиры, но не из чего.
Трудность пришла с неожиданной стороны, болотистая почва оказалась ни при чем. Территорию будущего корпуса надо обнести забором, требование то ли МЧС, то ли иных органов. Но на забор денег по-прежнему нет. Новый, только что пришедший глава местной администрации обещал содействие, но подвел. Сесть еще не сел, но уже отстранен работы. Жаль человека, только освоился, только начал входить во вкус…
Не беда, со стройкой можно подождать. А что мы можем сделать своими силами, не привлекая средств? Музей! Больнице около 200 лет, надо отразить путь. Где — не вопрос. У входа стоит чудом уцелевший деревянный домик, избушка, в которой в послевоенные времена был морг, потом прачечная, потом жили бомжи. Сейчас бомжи ушли, избушка стала непригодной даже для их жизни. Иногда ночуют бездомные собаки. Вот в ней мы и создадим музей наших трудовых свершений.
Мне интересно только одно — платным будет вход в музей или нет. Если будет бесплатным — схожу.
Администрация уезда не желает оставаться в стороне, в масштабах поселка организуя акцию «Бессмертный полк». Кладбище в поселке есть, правда, полузаброшенное, но с памятником. Решено, что 9 мая с утра все строем — туда. Родное руководство суетится, составляет списки. Активисты предлагают принести фотографии времен войны, приглашен человек, увеличит, наклеит на транспарант. Чем мы хуже столиц? Тут трудно отказаться. Объяснять, что не люблю массовых демонстраций? Что лучше мы с братом сходим к своим на кладбище, нальем по сто грамм, помянем?
— Никак, — говорю, — не получится.
— А у вас что, никто не был на фронте? Или не сохранилось фотографий? Не беда, дадим.
— Да нет, фотографии-то как раз есть. Есть портрет деда, большой, увеличивать не надо. Мы с ним даже похожи. Только вот одна деталь: он на портрете в форме старшего хорунжего польской армии, как-то неудобно. Хотя интересно, сколько я с таким портретом пройду по улице?
— Да. А у вас никто в Красной армии не был?
— Это почему же не были? Были. Брат деда служил в Красной, с 38-го по 57-й. Так что братья в 39-м вполне могли встретиться на фронте.
Проходит еще пара дней, странная пауза, никаких новых указов. Административная мысль бьется в тисках, зажатая стенами кабинета, и наконец-то прорывается наружу, выдав продуктивную симптоматику — очередной приказ: везде, во всех документах запретить сокращения в тексте. Разрешены только общеупотребительные. Приводится список: ЖКБ (желчекаменная болезнь), МКБ (мочекаменная), ГБ(гипертоническая), ИБС (ибэистическая) и парочка других, понятных не только каждому. В следующих пунктах — штрафные санкции за нарушение. И примечание: все записи с сокращениями считаются недействительными и подлежат исправлению. Необходимость приказа подкреплена речью на собрании: «Прочел тут диагноз: «ЗЧМТ, УГМ, САК? ТТЖ». Или еще: «Область исследования: ШОП, ГОП и ПОП». Скажите, нормальный человек поймет, что вы имели в виду? А вот гинекологи пишут, видимо, название операции: «Нам с придатками». Что это такое? Кто поймет, что это надвлагалищная ампутация матки?»
