— Извини, что ты пролетел со своей версией преступного сговора с родственницей Сереброва, — сказал Сизов. — Прямо как фанера над Парижем. Вовремя Горадзе поменял сыну адвоката. Когда в дело вступаю я — остается одна версия. Версия Сизова. Это я тебе на будущее говорю, чтобы не тратил попусту сил. Ты мне нравишься, Кольцов, у меня для тебя всегда есть работа.
— Помечтай, — улыбнулся я ему, стараясь своим сиянием погасить его.
Ладно, проехали. События сами собой вышли на новый уровень. Пока у моего ощущения самые смутные очертания. Но я бы обозначил это образно. Правда на подходе. Истина рвется на свет божий, а нам нужно, как акушерам, вовремя подставить ладони, чтобы она не разбилась.
Слава сильно увяз в показаниях двух тяжелейших свидетельниц, обе в ранге подозреваемых. Они без устали вспоминают и находят доказательства преступления друг друга. Оксана сложнее, опытнее и коварнее. Земфира настолько возбудима, что стала воплощением ненависти и мести. И потому они практически сравнялись по силе в этой битве. Уже не разберешь, что и кому Степан говорил на самом деле, что они выдумали, что померещилось. Проверить все невозможно.
Слава приехал ко мне вечером попить пива и спросил:
— Тебе не кажется, что нам надо разорвать круг, выйти за пределы обозначенных лиц в делах Марии и Степана Сереброва? Поискать кого-то в поле их общения с возможными исполнителями. У любого из них может быть ключ, а мотива им не нужно, почему мы их и не видим. Это исполнители-дилетанты. В том особенность ситуаций, что профессиональных киллеров мы бы уже нашли по почерку. А тут такая самодеятельность, корявость, одни сомнения.
— Кажется, — кивнул я. — Давно кажется. Потому я испытываю большой интерес к самому общительному лицу во всей честной компании. К матушке Катерине. Попросил у нее список клиентов. После небольшого сопротивления — из разряда клятвы Гиппократа, получил его. Кого там только нет! Какие люди у нас страдают депрессией и ищут выхода из безысходных ситуаций! Там и депутаты, и чиновники, и прокуроры, и, что самое смешное, врачи. Немало сомнительной публики с криминальными отклонениями по жизни.
— Значит, матушка сотрудничает со следствием?
— Да, всей душой. Но это особая душа. Я бы сказал, она себе на уме. Поэтому я не попросил у нее записи с ее видеокамер. Это не то, что я хотел бы получить из ее рук, после ее редактуры и монтажа. Это надо брать незаконным, пиратским способом. У Катерины камеры обслуживает неплохой программист. У него материалы за большой период. Надеюсь, мой Вася с ним договорится. Если нет, возможны другие варианты.
Слава меня благословил на дальнейшие действия. Там, где есть семейные тайны, нет места для поисков волосков, отпечатков тапок и прочей ерунды. Здесь требуется неотвратимая логика, в результате — признание и только. Если даже ради этого придется перевернуть чью-то жизнь до самых потрохов и истоков.
Сутки ушли на то, чтобы порыться в биографии бывшего бухгалтера Екатерины Семеновой, покрутить обстоятельства ее волшебного превращения в матушку Катерину.
А сейчас я ищу человека по имени Герман, который работает в поместье Катерины и является постоянным жертвователем в местной больнице и детском приюте. Что-то мне подсказывает, что без базовой информации не стоит беспокоить человека с такими душевными травмами. И тут мне в помощь оригинальная внешность Германа. Лично я похожего человека не встречал, а я встречал очень многих. Если где-то есть его фотография, его ни с кем не перепутать. И тут прямая наводка: какая-то трагедия, в результате которой Герман, мужчина примерно пятидесяти лет, потерял семью и детей.
Работал я как проклятый. Как говорится, семь потов сошло. Пять раз лез под душ. И я нашел. Не Германа, но Григория Ивановича Петрова, фермера из Калужской области, который стал жертвой и фигурантом громкого дела пять лет назад. Во время его поездки в Москву на рынок, где он торговал целый день, кто-то поджег его дом, в котором сгорели заживо жена и двое детей — мальчик пяти лет и девочка семи. Безутешного отца почему-то арестовали прямо на пепелище по подозрению в поджоге с целью убийства. Непонятно. Ищем.
Пришлось поездить по архивам. Потом нашел следователя, который вел то дело. И он показал мне заявление жены Петрова. Она обвиняла мужа в сексуальном насилии над дочкой, которая оказалась приемной. Оба ребенка были опрошены в присутствии врачей и психологов, оба подтвердили факт насилия. Алиби Петрова на день пожара оказалось липовым. Он оставил торговать знакомую работницу, а сам возвращался к дому. Поджог доказали. Вопрос с насилием отпал сам собой с отсутствием тех, кто мог бы что-то прояснить. Петров то ли на самом деле впал в безумное состояние с галлюцинациями и бредом, то ли искусно это имитировал. Его приговорили к принудительному лечению. И он пропал для всех на годы. А недавно у матушки Катерины появился работник Герман, бездомный, страдающий, без документов. Она помогла ему получить паспорт по утере на имя Германа Ивановича Иванова. Зарегистрировала у себя.
Следователь показал мне все снимки того дела. Да, Герман, матушкин садовник, собственной персоной. Массивный, бритый череп, глубоко посаженные глаза, страдальчески жесткий рот, тяжелый квадратный подбородок. Не тот случай, когда спрячешься в любой толпе.
Я поблагодарил коллегу и вернулся домой. Срочно посылать Васю на охоту за видеозаписями матушки Катерины. Срочно есть и спать. А с утра маршрут ясен. Тихая, деликатная миссия в больнице и приюте, куда привозит щедрые дары добрый садовник Герман.
Оксана
Пытаюсь понять, на каком я свете. Постоянно примеряю к себе слово «вдова». Надеваю перед зеркалом убитое выражение лица. Это теперь показатель не только моей любви к мужу и скорби по нему, но и моей невиновности.
Со следователем говорю на языке простейших аргументов, другого он не поймет. Они давно подозревают меня в большом интересе к особняку свекра, мол, я слишком озабочена будущим моей семьи, моего сына, которого, по сути, лишили наследства. И я подтверждаю эту озабоченность. Да, я хочу, чтобы мой сын стал основным наследником старика Сереброва. Это гарантирует то, что дом останется в семье. Ведь у Антона нет детей. Более того, он так запутался в женщинах, что ему наверняка понадобятся деньги, чтобы откупиться от Кристины, устроиться с Марией. Он может продать дом. Об этом мечтает его отец? Какой мне интерес избавляться от мужа, если он — единственная возможность каким-то образом получить это наследство? Раз так получилось, что наш сын для Андрея Петровича вроде бы вообще не существует.
В ответ следователь тупо твердит о том, что Степан хотел меня бросить и жениться на Земфире. Ссылается на то, что говорит эта мерзавка, и на то, что якобы сам Степан сказал Антону. Антон — это типа истина в последней инстанции. А я считаю, что Антон врет, потому что они с отцом возненавидели меня с первого дня. Для них обоих было бы лучше, если бы Степан оставил любящую жену, родного сына и женился на проститутке. Им бродячая собака милее, чем я.
Это даже смешно — ставить нас с Земфирой рядом. Не надо быть следователем, чтобы понять: Земфира — способная на все авантюристка, без роду, профессии, дома, семьи. Что ей терять? Для таких, как она, тюрьма — дом родной.
