Сергей посидел с полным комфортом, овеваемый летним ветерком под шепот листвы. Видел, как из дома вышла Катерина, прошла по дорожке, Герман открыл перед ней ворота, ее машина уже стояла на улице. Катерина уехала.
Герман походил по саду, остановился в зарослях малины, какое-то время собирал ягоды в корзину, затем отнес ее к сараю. В это время ему, видимо, позвонили. Он достал из кармана мобильный телефон, коротко ответил. Затем долго умывался под большим допотопным рукомойником за сараем. Выпрямился, пошел по широкой, ведущей к воротам дорожке, впустил во двор женщину в летнем сарафане и с косынкой на голове. Сначала они вместе шли как будто к дому, а затем свернули на тропинку, которую Сергей и не заметил: она была утоплена в густые кусты. Они пропали из поля обзора. Сергею пришлось залезть на дерево еще метра на полтора вверх. И только оттуда он увидел крошечную сторожку с двумя окнами. Герман и гостья вошли туда. Вот, значит, где живет садовник. И есть у него свои посетители. Не такой уж он нелюдимый.
Сергей посидел еще, оглядывая угодья Катерины, как с вертолета. Ему показалось, что в другом конце сада мелькнуло белое пятно. То ли собака, то ли чья-то голова в платке, но пятно внезапно исчезло и больше не появлялось. Но ведь точно не игра света.
Сергей спустился с дерева и поехал домой. Поездка была полезной. География территории Катерины поможет разобраться в материалах, которые он получил из архива ее видеозаписей. Конечно, это копии. У Катерины ничего не пропало.
Работа была тяжелейшей, кропотливой, на пределе технических возможностей. Сергей просматривал материалы по датам не позднее чем полгода назад. Много людей, эти платки делают картину однообразной. Приходилось укрупнять всех подряд. Наконец, он выделил несколько фрагментов записей и позвонил Васе, умоляя о помощи. Нужно было рассмотреть лица.
Они поработали еще с полчаса. Сергей крепко пожал Васе руку, закрыл за ним дверь и позвонил Земцову.
— Слава, есть кое-что. Пока понятия не имею, что нам это даст, но интересно до ужаса. По записям с камер матушки-травницы к ней в интересующий нас период приезжали Оксана и Кристина Серебровы. В разное время и по одной.
— И в чем тут ужас и восторг? — скептически буркнул Слава. — Нам вроде давно известно, что они обе на травяном содержании.
— Восторг не в этом. А в том, что они обе приезжали не к матушке, а к ее садовнику. Понимаешь, там такая усложненная территория, заросли, укромные уголки, я рассмотрел сегодня все с высоты птичьего полета. Если свернуть с основной дорожки, то тропинка приведет не к дому, а к другим помещениям. Они спрятаны по саду. Садовник Герман живет в сторожке, которая расположена в задней части двора. Вот туда он и вел своих посетительниц. К дому Катерины — в другую сторону.
— Твои предположения?
— Пока одно, самое примитивное. Он, в отличие от хозяйки, оказывает страждущим традиционную, хотя и нелегальную медицинскую помощь. Возможно, не бескорыстно. Снабжает их сильными препаратами, которые получает в местной больнице в обмен на плоды своего урожая. По медицинским показаниям: у него трофическая язва, сильные боли. Но все без рецептов, из запасов больницы. И еще подробность из детского дома. Девочку он там присмотрел для того, чтобы матушка взяла ее к себе под опеку. Так многие деревенские берут себе малолетних работников. Но в свете его уголовного дела…
— Понял. Первое интересно, конечно, для нас. Второе вряд ли хорошо, но к нам отношения не имеет.
— Тут я смотрю на вещи шире. Нет ничего такого на этом свете, что не имело бы к нам отношения. Причастность, извини за выражение. Преступные наклонности иногда прорываются там, где надо, и там, где это совершенно не требуется следствию. Но это всегда сигнал к изучению.
— У тебя время голосовой разминки, Сережа? Мне некогда. Подумай и обратись ко мне с конкретным предложением. Считаешь ли ты своевременным обыск у этого Германа? И достаточно ли у нас оснований.
— Есть, мой генерал. Действительно нужно подумать, посоветоваться с Масленниковым. А у меня еще тема для общения с матушкой Катериной. Нашел последнюю фотографию ее дочери Инны. Пытался поискать такую девушку в базах моргов и по регистрациям живых. Она ведь была объявлена в розыск, по факту розыск никто не отменял. И тишина.
— Сережа, в моем доме есть человек десять, от которых уехали взрослые дети и годами не дают о себе знать. Они просят меня поискать, а я их посылаю. Нет у меня такого счастья: заниматься ерундой. Может, мне их к тебе направить?
— Не стоит, мой заземленный, протокольный друг. Дело в том, что я всех найду в течение пятнадцати минут, и тогда меня одолеют миллионы. И так, знаешь ли, жестокая востребованность. Все, что мною было сказано выше, это из области интуиции. Щелчок, звоночек, смутная, но значимая тень.
— Продолжай грезить. Как только появится что-то заземленное и протокольное — звони.
Мария
Странная у меня была сегодня встреча. Возвращалась утром из магазина, издалека заметила у ограды нашего дома необычную девушку. Очень высокая, худая в степени истощения, в ярко-зеленом обтягивающем платье и в босоножках на несуразно высоких каблуках. Черные волосы, как рамка вокруг изможденного лица, мрачные черные глаза. Она внимательно смотрела на всех женщин, которые выходили из дома или шли к нему. Взгляд ее уткнулся в меня, и когда мы поравнялись, девушка нервно схватила меня за локоть.
— Вы Мария?
— Да, — я уже догадывалась, кто это.
— А я Земфира. Вы поняли, конечно, кто я. Девушка Степана. Вас узнала по одной семейной фотографии из альбома Степана. Можем где-то поговорить?
— Конечно. Пошли ко мне домой, вместе позавтракаем. Я даже чаю с утра не выпила.
— Боялась сама это предложить. Я теперь почти убийца для вас всех.
— Это преувеличение. Для следствия все в равной мере подозреваемые, пока они не огласят свой окончательный вердикт. Так что мы в равном положении.
Мы пришли в квартиру, Земфира сбросила свои кандалы-босоножки, села в кухне у стола на краешек стула. Чувствовала себя очень скованно, смотрела затравленно.
— Земфира, давай сразу перейдем на «ты». И такой вопрос: не хочешь ли ты глоток вина? Такое впечатление, что ты ночью не спала.
— Да, спасибо. Я давно ночью не сплю, с этим вообще проблема. Снотворное не берет. А сейчас все думаю. Про Степана, про мать, которая почти не ходит из-за болезни Паркинсона, про младшую сестру, которую муж бросил беременной. И про мою тюрьму, из которой я живой не выйду. Так мне кажется. На адвокатов денег нет, а я сама никому и ничего не докажу. Против меня такая прожженная сволочь, как ваша Оксана.
Земфира залпом выпила бокал красного вина, посмотрела на меня извиняющимся взглядом и налила еще один. Я отвернулась к плите, чтобы не смущать ее. Приготовила омлет с сыром и помидорами. Порезала докторской колбасы, сделала тосты из ржаного хлеба. Земфира ела с аппетитом, молча. Подняла на меня глаза и улыбнулась:
