— Кристина Сереброва, немедленно откройте дверь! Мы знаем, что вы дома. Считаю до трех, после этого дверь будет взломана. Раз, два…
Кристина дрожащими пальцами открыла замок. Она не понимала, что происходит. На площадке, на лестнице, стояли люди. В форме и в обычной одежде. У нее все расплывалось перед глазами, показалось, что прибыла целая армия. И белое, сухое лицо матушки Катерины мелькнуло в этой стене враждебных людей.
Два человека шагнули с площадки в прихожую, и один сказал, протянув удостоверение и какую-то бумажку:
— Полковник Земцов, если вы меня не узнали. Кристина Сереброва, вы задерживаетесь по подозрению в умышленном убийстве своего мужа, Антона Андреевича Сереброва. Сразу скажу, что ваше сотрудничество облегчит и нашу задачу, и вашу участь. Вы можете выдать нам яд растительного происхождения, которым был отравлен Антон Серебров.
Кристина заговорила и сама не слышала своего голоса:
— Да вы что! Что вы придумали? Это Мария вам сказала? Катя, что ты тут делаешь? Зачем ты пришла?
Подошел высокий худой человек, которого Кристина видела уже несколько раз.
— Кристина, я эксперт Масленников. Я могу доказать, что ваш муж был отравлен дома, что никого, кроме вас двоих, при этом не было. Уверен, что редкое и ядовитое растение у вас в квартире есть или было, что и подтверждает травница Катерина. Я бы посоветовал вам выдать его добровольно. В противном случае будет проведен обыск. Сразу скажу: мы найдем это, даже если придется перевернуть все мусорные баки и свалки.
— Переворачивайте, — сухими губами произнесла Кристина.
Посмотрела на Катерину, которая отводила глаза, и прошипела: «Ах ты, стукачка!»
Кристину посадили в кресло в гостиной, рядом встал оперативник. Эксперт, травница и следователь с детективом Кольцовым вытаскивали горшки с травами отовсюду. С подоконников, полок, из шкафов, из-под столов, даже из-под кровати. Через час Катерина произнесла: «Вот он». И показала коричневый горшочек, который вытащила из тумбы под раковиной. Он был завернут в газету и в тряпку. Кристина явно собиралась его выбросить, но то ли не успела, то ли пожалела.
Сергей Кольцов подошел ближе, долго смотрел потемневшими от гнева глазами на этот непонятный чертополох, из-за которого погиб такой редкий и прекрасный человек. Затем повернулся к тихой и скорбной Катерине и сжал ее костлявые плечи.
— Как же ты могла, тварь! Как ты могла дать яд этой сумасшедшей?! Вот теперь конец твоим волшебным травам. Я бы и тебе положил конец. Да не дадут.
— Это не яд, — прошелестела Катерина. — Я докажу. Я такой травой вылечила одной женщине рак. Она подтвердит. Просто нужно принимать крошечными дозами. Я не могла знать, что Кристина — бешеная убийца. Я ей все объяснила, она говорила, что умирает от тяжелой депрессии. Я вам помогла, прошу меня оградить от подобных обвинений.
— Сережа, отпусти ее, — сказал Земцов. — Пакуем и уходим. Да, наденьте на Кристину Сереброву наручники. Она — особо опасный преступник.
— Полагаю, Кристина, — повернулся в их сторону Масленников, — мы вернемся и к ночи отравления Марии. Я еще раз проанализировал улики. Кроме вас, ни у кого не было возможности и мотива. Понятно, что там везде ваши отпечатки пальцев, но на бутылке вина, где был препарат, они объяснимы лишь в одном случае. Ваши объяснения тогда, что вы просто взяли бутылку посмотреть, не соответствуют обстоятельствам. И теперь это очевидно. Вот найденный у вас галоперидол, каким была отравлена Мария.
Вечером Александр Васильевич вошел в кабинет Земцова, где его ждал и Кольцов.
— Все подтвердилось. Это аконит джунгарский. Одно из самых ядовитых растений на земле. Но травница Катерина права. Самые сильные яды бывают самыми целебными средствами, если использовать по уму. В России легко приобрести и это растение, и его производные. Всякого рода целители продают это именно для лечения рака, тяжелых состояний разного происхождения. Риск у них небольшой: потом никто не поймет, от чего умер больной — от болезни или от «лечения». При вскрытии сделан анализ содержимого желудка Антона Сереброва. В его ужин — тефтели под острым томатным соусом, был добавлен измельченный аконит. Много. Как минимум три летальные дозы. Пусть суд решает, с каким умыслом Катерина дала сумасшедшему человеку это растение. Какими инструкциями сопроводила. Кстати, «сумасшедший человек» — не диагноз, это просто мое отношение. Допускаю как раз, что Кристина Сереброва — совершенно вменяема. Черная злоба иногда долго таится на дне самого флегматичного, ровного характера. Кристина никогда не встречалась ни с обидами, ни с трудностями. Все за нее решали приемная мать и муж. Они и стали главными врагами во время первого серьезного испытания. Она приняла единственно возможное для такого примитивного существа решение — уничтожить. Для того чтобы предвидеть последствия, у нее не хватило воображения. Мы можем ставить точку в деле. Печальную, окончательную точку.
Возвращение
Нежные, желтые, почти прозрачные абрикосы сияли в глубокой тарелке под ярким солнцем. У Андрея Петровича закружилась голова от их сладкого, пряного аромата. Глаза слезились от солнца или от глотка водки, которую поставил перед ним в стакане Сергей. Или от того, что он впервые вышел из дома после долгих дней кромешного одиночества, отчаяния и тоски.
— Помянем Антона, — сказал Сергей. — Сегодня сорок дней. И мне, наконец, удалось вытащить вас на улицу. Как видите, лето продолжается. Жизнь продолжается. Надо возвращаться, окрепнуть. Надо быть достойным любви такого сына, какой был у вас. Это главное: вы отец исключительного человека. Понимаю глубину вашего горя, но не давайте себе утонуть в пучине депрессии. Это болото, где нет ни жизни, ни смерти, ни интереса, ни смысла. А вы такой разумный человек. Не хочу отпускать вас в ту пропасть. Посидим, как люди, вы не против?
— Нет, конечно, Сережа. Я очень даже за. Мне стыдно перед тобой, перед солнцем, перед этими абрикосами за то, что я бессильный, бессмысленный и никому больше не нужный старик. Старость — это состояние души после окончательного грабежа судьбы, которая забралась даже в твое сердце.
— Мы можем поговорить и об этом. Не беспокойтесь, во мне нет пошлости, я не стану вас убеждать, что все пройдет и наладится. Я просто сижу рядом с вами там, где больше нет иллюзий и надежд. Не помощь, не поддержка, а просто моя дружба, мое уважение, сочувствие и нежелание расставаться с вами. Так пойдет?
— Конечно, — кивнул Андрей Петрович. — Удивительно. Ты мне не мешаешь. Я боюсь признаться самому себе в том, что рад тебе. Такое открытие. Не думал, что во мне сохранились подобные чувства.
— Так выпьем за это? Вы ни с кем не общались столько времени. Если спросите у меня о ком-то или о чем-то, я расскажу.
— Выпил. Сережа, я ничего не хочу знать об этих людях. Ни о ком. Меня беспокоит только Мария. Как она?
— Примерно как вы. Собираюсь после вас заехать и к ней, если она разрешит.
— Передай ей… — Андрей Петрович вытер ладонью глаза, — пусть приедет, когда сможет.
