— Как сама вообще? — начал я разговор с дешёвых банальностей, стараясь снять напряжение. — Столько не виделись, я тебя совсем другой представлял…
Одного взгляда по сторонам хватило, чтобы понять: здесь есть что обследовать, разведывать и прощупывать, и хотелось бы делать это в мирной обстановке, не отвлекаясь на холодную войну с нынешней хозяйкой квартиры.
Она, впрочем, уже смирилась с моим появлением.
— Ты тоже не помолодел, дядя Серёжа.
Прошла на кухню, бросив мельком: «Обувь не снимай», и позвала оттуда:
— Иди сюда! Давай за встречу.
Кухня была со ступенечкой и барной стойкой с двумя высокими вращающимися стульями. Я машинально посмотрел на пол. А также на стол, где резали Франкенштейна… Следов крови не было — совсем. Отмыли, значит, отчистили. Ну и ладненько… На стойке уже стояла открытая бутылка водки — литровая. Из закусок — неровно разрезанная палка колбасы плюс нож, ах да, ещё высыпавшийся из пакета хлеб. Хм, подумал я, стараясь не терять чувства юмора. Девочка не знает, что в этом месте квартиры произошло? Или ей настолько пофиг?
Бутылка была начата, но, к счастью, пока лишь по верхам.
— Я ж на работе, милая, мне лучше водички.
— А мне, по-твоему, лучше водки? — Она аккуратно налила себе в стопку.
— Это не моё дело.
— Правильно!
— По мне, лучше говорить, чем пить. Ты сюда давно переехала?
— Примерно с месяц. Маринка свинтила из Москвы, а я тогда решила на старой квартире устроить ремонт. Папа разрешил мне тут пожить, если, это… буду себя хорошо вести.
— А где дочь?
— На югах с друзьями. Лето и всё такое. Очень удобный момент для ремонта.
— Ты лучше о себе расскажи, пока не пришёл Рудаков. Это следак, ему вряд ли интересно.
— О себе? Выскочила замуж за первого попавшегося… — сказала она с вызовом, как будто эта информация что-то для меня значила (ничего не значила), и мне должно немедленно стать стыдно. — …коим оказался мой сокурсник Каганер. Я, если помнишь, поступила во Второй мед. Или ты этого не застал? Забыла, блин, когда там вас всех поубивали… Ты как хочешь, а я ещё выпью…
Наливает понемногу, но частит. Пытается от чего-то убежать, дура. Совесть мучает или просто спивается?
Льдова первым делом проверила дочь Франковского на причастность к преступлению. Выяснилось, что в пятницу днём Викторина уехала по путёвке выходного дня в Подмосковье, в один из пансионатов. Утром в день отъезда безвылазно сидела дома — это косвенно подтверждается тем, что квартиру в первой половине дня на сигнализацию не ставили. А вечером той же пятницы, когда отец остался в квартире один, всё и произошло. Её алиби проверили: пребывание в пансионате подтвердилось. Хотя бы с этой стороны я мог быть спокоен…
Она пьянела на глазах, что-то с этим надо было делать, иначе работа здесь грозила закончиться слишком быстро и глупо.
— Тебе правда интересно? Слушай дальше…
Её история была проста и не стоила даже короткого рассказа. После нашего с Мариком бегства она вышла замуж, будучи уже беременной, причём не от жениха. Некто Каганер подарил ей новую фамилию и удочерил родившуюся вскоре Марину. Недоучившись, она с первого курса ушла в декрет. Потом восстановилась. Молодая семья просуществовала недолго, муж-студент, не будь дураком, слинял (полагаю, не выдержав характера жены), ну вот, собственно, и всё.
— Чего ты катишь бочку на несчастного Каганера? — сказал я, то ли восстанавливая справедливость, то ли рассуждая вслух. — Биологический отец ребёнка слинял раньше твоего мужа. Небось, из гордости не сказала тогда ничего никому. Например, Радию. Он бы этого горе-папашу порезал на куски, зашил и в таком виде притащил в загс. Ребёнок-то чей был?
— Ничей. Меня изнасиловали, — ответила Вика спокойно и снова потянулась к водке.
Я отнял у неё бутылку:
— Подожди… Я не знал.
— Ну и не будем об этом, если не знал. Отдай.
— Уйду — отдам. Кто изнасиловал, ты запомнила? Лицо видела?
— Я же сказала, не хочу об этом говорить! — яростно выплеснула она.
— Ты же сильная деваха была, умела себя защитить. Что, я зря тебя тренировал?
— Я защищалась. Он был сильнее. Крупный, сильный самец. Ваши приёмчики — не против таких… Отдашь водку?
— Пока нет.
— И не надо, — махнула она рукой и пошла в гостиную. — У меня есть… у меня теперь всё есть…
«Всё» — это бар в гостиной, исполненный в виде глобуса. В дверце торчал ключ, забытый за ненадобностью, детей-то в квартире не водилось. Я широким шагом опередил её, закрыл бар, а ключ демонстративно положил в нагрудный карман жилета.
— Сделай паузу, милая. Всего пара вопросов.
— Взломаю дверцу, — предупредила она, ожесточённо озираясь. — Где-то у папы были инструменты… Блин, в кладовке, наверное… — Она двинулась прочь, пересекая широкие пространства квартиры. По пути подобрала со стола пачку сигарет и нервно закурила.
Пьяная женщина — это всегда противно, даже молодая. Но прошлая жизнь приучила меня работать с любыми, что под мухой, что под дозой.
— Найдёшь ломик, приходи, я здесь подожду, — крикнул я ей в спину…
О том, что дядя Серёжа, то бишь я, мог бы поделиться своей историей, её не колыхало: ни одного встречного вопроса! Зачем имитировал смерть, где прятался, что с Мариком… Наверное, отсутствие вопросов — не очень здоровый симптом. Но, по крайней мере, удобно для дела.
И ещё любопытно было бы посмотреть, как Радик реагирует на курящую дочь, особенно в те критические моменты, когда она заполняет дымом стерильное пространство домашнего музея… Да как реагирует? Ясно, как. Не мог он с этим мириться, физически не мог, значит, выгонял её куда-нибудь. На лестницу? Но там соседи могли возбухнуть. Да и Вика, похоже, часто курит: заканчивает с одной сигаретой, начинает другую… Что-то здесь не складывается, подумал я. Надо бы это покрутить…
…Бывший цех, а ныне лофт, впечатление, конечно, производил изрядное, особенно на деревенщину, вынырнувшую из прошлого тысячелетия. Огромная коробка с потолками под пять метров была обустроена практично, разнообразно и, полагаю, стильно, чтоб не беспокоиться насчёт мнения продвинутых посетителей. Зная ужасную лень Радика во всём, что касается быта, предположу, что он купил сей интерьер уже готовым, лишь подправил кое-что под нужны коллекционера.
Окна — почти от пола до потолка — тянулись стеклянной полосой с тонкими кирпичными перемычками, оставшимися от стены (стену, видимо, дополнительно пробивали) и открывали роскошный вид на Москву-реку. Ниоткуда не дуло, всё было герметично: стеклопакеты, ептыть. Вентиляцию обеспечивал воздуховод: короб тянулся вдоль стены под потолком, эта же система совмещала функцию отопления в холодное время, привычных батарей здесь не было. Пол с подогревом (выключатель располагался в пультовой, которую я приметил в одном из закутков) и частично покрыт ламинатом — в прихожей, на кухне и в гостиной. В остальных местах — плитка под мрамор.
