— Делай, — сказал Босс и отключился.
Похоже, хозяин усадьбы окончательно перестал опасаться внезапного нападения с моей стороны. То ли реально поверил моему обещанию, то ли вся ситуация, как ему казалось, была под контролем. И появление майора только добавило ему спокойствия. Это было крайне странно.
— Что за секреты от народа? — весело спросил подошедший Брежнев. Он внимательно осмотрел мои руки, стянутые верёвкой, и поднял брови. — Уважаемый Рефери, как это понимать?
— Чего радуешься? — спросил я грубо. — Обосрались по полной.
— Это как? — опешил майор.
— Операция подготовлена отвратительно. Например, здесь мощная глушилка.
— Теперь знаю.
— А почему раньше не знали? Что вы за спецура, если такие вещи не сечёте с ходу? Почему ты сразу не явился, как понял, что связи нет? Чего выжидал?
— Мы ж договорились…
— Но обстоятельства-то изменились! И почему ты один, где штурмовая группа?!
— Товарищи офицеры, не ссорьтесь, — встрял Босс. — Глушилка — не проблема, отключу по первому требованию. Насчёт верёвки у нас с подполковником уговор, он пока не против. У вас какое-то дело ко мне, майор?
— У меня предложение, от которого вам трудно будет отказаться, — мгновенно переключился Брежнев.
Так-так, подумал я. Начинается дерьмо вроде игр в компромиссы, выгодные Системе. А ведь мы и вправду с ним договорились — сначала штурм, потом всякие предложения. Потому что заложники, обнаруженные в доме, всё оправдают, любые Мишины действия, а сигнал насчёт удерживаемых лиц мы оформим задним числом…
— С интересом выслушаю, — светски поклонился Босс, умело превратившийся в Рефери. — Пройдёмте-ка наверх, господа, в башенку. Там и сигнал есть, глушилка туда не дотягивает, и посторонних ушей нет с гарантией. Ушаков, вы с нами?
Зачем-то я ему понадобился. Всё развлекается, тварь, подумал я. Унизить кого-то — смысл жизни ничтожества. У него явно спрятан джокер в рукаве, и он хочет понаблюдать за реакцией врага. Но ведь я не против поприсутствовать, верно?
По главной лестнице мы поднялись на второй этаж, прошли по коридору почти до торца, где пряталась винтовая лестница на крышу. Поднялись ещё выше — и вот мы на воздухе, на открытом всем ветрам пространстве. Деревья были практически под ногами, во все стороны открывались изумительные виды. Конёк в этом месте крыши был срезан, перед входом в башенку архитектор предусмотрел длинную площадку.
Охрану Босс оставил на винтовой лестнице.
Отсюда и вправду, если присмотреться, было видно Кузьминское кладбище. Наверное, Босс частенько наводил подзорную трубу на свою могилу. Подзорная труба стояла на треноге внутри башни… Через минуту мы тоже были внутри, и Миша произносил заготовленные слова. О том, что дом окружён, по-доброму из него не уйти, а силой прорываться — самоубийство; о том, что силовому сегменту государственного аппарата нет никакого резона разрушать работающие механизмы и, тем более, менять главного механика; таким образом, не существует альтернативы для сотрудничества между нами и вами, уважаемый Рефери. Вы продолжаете делать то, что умеете лучше всего — обслуживать промышленно-финансовую элиту в её довольно-таки экстравагантных запросах, — но под нашим контролем. Под разумным контролем. В детали мы обычно не вникаем, в частности не вмешиваемся, когда работаем с людьми такого уровня. Но без контроля, поймите, никак. То есть или мы договариваемся, или — штурм. Со всеми его неприятными издержками. Надеюсь, вы понимаете, о каких издержках речь. Ну и, само собой, вы отпускаете людей, ставших вашими гостями не по своей воле, а именно: Ушакова, Юлию Беленькую, и кого там ещё, Серёжа? А-а, дочь Франковского…
Бассурманов внимал этой речуге молча, при этом лёгкая ухмылочка трогала изредка его пухлые губы.
— Как же он выпустит Юлю, — сказал я Брежневу, — если она сейчас умирает.
— В каком смысле? — осёкся он.
— В буквальном. Умирает под камеру, этот маньяк снимает всё это увлекательное действо, чтобы потом пересматривать.
У Миши вытянулось лицо.
— Но вылечить её можно?
— Пока можно. Если Рефери не наврал, и процесс затяжного убийства приторможен.
Какое-то время Миша размышлял. Потом принял решение:
— Он выпустит Юлю. Под наши гарантии, что она не даст против него показаний.
Мне бы офигеть при этих словах, но я даже не удивился. Я знаю, до какой степени деформации доходят мозги оперов, когда долго служишь. Мне понадобились семнадцать лет, чтобы извилины хоть немного разжались.
— Миша, ты не понял, что Рефери — маньяк-убийца?
— У каждого свои недостатки, — отреагировал Бассурманов. — Кто-то любит погорячее.
У Брежнева ожила рация. Сигнал здесь и правда был. Рация прокашлялась и сообщила:
— Товарищ майор, мы снимаемся. Поступил приказ остановить операцию.
— От кого?!! — страшно рявкнул Михаил.
— От Коровяка. (Рация секунду молчала.) Без обид, майор. Мы такие же подневольные, как и…
Не договорила, отключилась.
— Генерал-полковник Коровяк — креатура Сквознякова, — выплюнул, выхаркнул Брежнев. — Тяжёлая артиллерия.
— Ты что, ФСОшный спецназ привлёк? Я же тебе говорил — оперов с Петровки, и только оперов!
— Оперов мне Иван Иваныч тормознул. Сказал, никакой огласки.
— Ну-да, ему же «сотрудничество» подавай, и чтоб всё тихо.
— Я вам не мешаю? — справился Бассурманов. — А то у вас секретные разговоры…
Краем глаза я видел, КАК он смотрел и на меня, и на Мишу, в полной мере впитывая наши негативные эмоции. Дать бы ему в зубы, лбом, да распускаться было пока нельзя. На его территории, в рамках его правил… Над Юлей всё ещё был занесён нож — это обстоятельство держало меня крепче любых верёвок.
Опять расхрюкалась рация:
— Товарищ майор, засекли дельтапланеристов. Не наши. Вмешаться?
— Нет! — заорал я. — Вам приказали валить на хрен, так и валите!
Я пальцем показал Мише на то, что заметил несколько секунд назад. Заметил, но сразу не смог сообразить, что ж это такое. Две серо-чёрные точки стремительно падали на нас с неба. Дельтапланы! Сейчас они были отлично видны, и конечным пунктом их траектории явно была крыша этого дома.
— Выполняйте приказ генерал-полковника, — подтвердил Брежнев. — Как поняли?
— Поняли а-атлично! — бодро отозвалась рация.
— Отбой.
Дюралюминиевые конструкции с размашистыми серыми крыльями, между тем, пикировали, такое впечатление, прямо на нас. Рефери вдруг толкнул меня на Мишу — так, что мы оба повалились, — выпрыгнул наружу и нырнул в люк с лестницей.
— Режь верёвки, быстро! — наклонившись к полу, я сунул Мише под нос свои руки.
