Я не собирался объяснять, что из-за Фрэнка Мэкки.
– Да с лампочкой этой странно получилось. Вот и все.
– Что тут странного, черт побери. Здешней проводке сто лет в обед, эта хрень вообще может вспыхнуть в любую минуту. Что в этом странного-то?
– Да ничего. Разве только момент, когда это случилось.
– С моментом все просто: люди торчали в гостиной весь вечер, датчики движения все это время под напряжением, что-то перегрелось, и лампочка взорвалась. Все, блин, никаких проблем.
Я не собирался спорить, особенно там, где был с ней согласен, и она, видимо, это понимала.
– Да, ты, пожалуй, права.
– Точно. Я права.
Даже переругивались мы вполголоса – здесь все время казалось, что тебя могут услышать и в любую секунду на тебя кто-нибудь выскочит из-за угла. Каждый звук, взмывавший к извивам высоченной лестницы, оседал где-то в глубоких тенях над нашими головами. Над входной дверью светилось голубым арочное окно в изящном переплете.
Ящик для находок – старый, черный, металлический – стоял в углу фойе. Я вставил ключ – как мог осторожно, чувствуя себя ребенком, пробравшимся в запретную комнату, источая адреналин, – и выдвинул дно. На меня обрушился ворох барахла: кардиган, пропахший выдохшимися духами, плюшевый котенок, книжка, сандалия, транспортир.
Перламутрово-розовый телефон выпал последним. Сегодня утром, входя в школу, мы прошли мимо него.
Я надел перчатки, будто бы там можно было найти отпечатки. Конечно, ничего подобного. Ни снаружи, ни внутри, ни на сим-карте, ни на аккумуляторе – все стопроцентно окажется начисто вытерто.
– Отлично, – мрачно констатировала Конвей. – Дочь копа. Прекрасно.
– Все же не факт, что это дело рук Холли, – осмелился я после паузы.
Прозвучало глупо и жалко, неубедительно даже для меня. Конвей дернула бровью:
– Ты так не думаешь?
– Она могла покрывать Джулию или Ребекку.
– Могла, но нет ничего, подтверждающего эту версию. Все остальные факты свидетельствуют против любой из них, а вот наша единственная реальная улика указывает прямо на Холли. Она терпеть не могла Криса. И, насколько я успела ее узнать, она очень решительный человек, независимый, у нее есть мозги и воля. Из нее получился бы отличный убийца.
Хладнокровная Холли, утром, в отделе нераскрытых преступлений. Блестяще точные ответы на допросе, а в финале, резко меняя тему, комплименты мне. Всё под контролем.
– Если я что-то упустила, поправь.
– Зачем приносить мне ту записку с доски?
– Этого я не упустила. – Конвей вытряхнула еще один пакет для улик, расправила его на крышке ящика и начала подписывать. – У нее железные яйца, я так скажу. Она понимала, что рано или поздно кто-нибудь явится к нам, и решила, что если это будет она сама, это исключит ее из списка подозреваемых, – и ведь сработало. Если тебя ждут неприятности, лучше выйти им навстречу и встретить лицом к лицу, а не совать голову в песок, надеясь, что тебя не найдут. Я поступила бы точно так же.
Какое лицо было у Холли днем в коридоре, когда Элисон билась в истерике, она сканировала толпу. Вычисляла убийцу, подумал я тогда. Мне и в голову не приходило, что искала стукача.
– Не слишком ли много выдержки для шестнадцати лет?
– И что? Думаешь, у нее духу не хватило бы?
На такое ответить нечего. До меня вдруг дошло, даже язык к гортани примерз: Конвей с самого начала имела Холли в виду. В тот самый миг, когда я появился на пороге их отдела, полный энтузиазма, с карточкой в руках и с рассказом на устах, она уже начала подозревать.
– Я не утверждаю, что она точно все провернула самостоятельно, – сказала Конвей. – Мы же обсуждали, она могла действовать в компании с Джулией и Ребеккой, да вообще это могли сделать все четверо. Но что бы там ни произошло, Холли в этом дерьме по самое не балуйся.
– Я и не говорю, что она ни при чем. Просто стараюсь оставаться объективным.
Конвей закончила оформлять пакет и выпрямилась, разглядывая меня.
– Ты со мной согласен. Тебе просто не нравится, что твоя Холли тебя обдурила.
– Она не моя.
Конвей молча протянула мне пакет, чтобы я опустил в него телефон. Застегнула.
– Если ты не сможешь участвовать в допросе, скажи сейчас.
– С чего бы вдруг? – сумел произнести я ровным тоном.
– Нам придется привлечь ее отца.
Никаких уловок; тут уж не скрыть, что Холли – подозреваемая. Даже самый тупой детектив не купился бы. А отец Холли не тупой.
– Да. И что?
– Поговаривают, что Мэкки однажды оказал тебе услугу. Я не приматываюсь, каждый справляется как умеет. Но если вы с ним типа друзья-приятели или ты ему обязан, тогда ты не тот парень, который может допрашивать его дочь по делу об убийстве.
– Я ничего не должен Мэкки, – сказал я. – И он мне не приятель.
Конвей молча ждала.
– Прошло несколько лет с тех пор, как я с ним вообще разговаривал. Однажды я был ему полезен, он с тех пор считает, что должен мне, и хочет, чтобы все вокруг знали, что он в случае чего в долгу не останется. Вот и все. Точка.
– Вот как, – покачала головой Конвей. Может, была удовлетворена, а может, прикинула, что Мэкки станет сговорчивее, имея рядом союзника. Она уложила пакет в сумку, к остальным уликам. – Я с Мэкки не знакома. Будет он капать на мозги, а?
– Будет, – обнадежил я. – Непременно. Не думаю, что он тут же погонит Холли домой и велит обращаться к его адвокату; нет, он не из таких. Он, конечно, будет нам мешать, но исподтишка, и не отстанет – во всяком случае, пока не поймет, что мы добились реальных результатов. Он заставит нас говорить и говорить, а сам тем временем попытается сообразить, что у нас есть на его дочь и на чем нас можно поймать.
Конвей кивнула:
– Ясно. Есть его номер?
– Да.
Следующие несколько секунд я жалел, что не сказал “нет”, но Конвей ограничилась нейтральным:
– Набери его.
Мэкки ответил почти сразу:
– Стивен, мальчик мой! Сколько лет, сколько зим.
– Я сейчас в Святой Килде, – сразу прервал его я.
Воздух мгновенно сгустился в острие кинжала.
– И что случилось?
– С Холли все в порядке, – поспешил успокоить я. – И вообще все нормально. Нам просто нужно побеседовать с ней, и мы подумали, что ты захочешь присутствовать.
Молчание.
– Не смей говорить ей ни слова, пока я не приехал, – после паузы сказал Мэкки. – Ни одного слова. Понял?
– Понял.
