– Я ни на миг не допускаю, что Холли тупица. Я думаю, она использует нас, чтобы мы сделали за нее грязную работу.
– Я весь – одно большое ухо.
– Она нашла карточку, и ей нужно знать, кто это написал. Она сузила круг подозреваемых точно так же, как и мы, но в какой-то момент застряла. Поэтому и выманила нас, чтобы немножко взбаламутить это болото и посмотреть, кто всплывет на поверхность.
Мэкки сделал вид, что обдумывает мои слова.
– Хорошо, мне это нравится. Не слишком, но годится. Она не волнуется, что мы найдем свидетеля и накопаем компромат, нет? Тюрьма кажется мелкой неприятностью?
– Она не думает, что попадет в тюрьму. Это означает, что она уверена: автор карточки не сдаст ее. Либо она знает, что это кто-то из своих, а компания Джоанны Хеффернан замешана постольку поскольку – случайно, и Холли решила выяснить, не владеют ли они какой полезной информацией, раз уж тоже гуляли по ночам. Или ей просто хотелось позабавиться, напугав их до истерики. Либо у нее действительно что-то есть на Хеффернан и компанию.
– Я сказал, она не дура, малыш. Я не говорил, что она долбаный профессор Мориарти.
– Что, разве ты сам действовал бы иначе?
– Я, может, и нет. Но я профессионал. А не наивный подросток, чей опыт общения с криминальным миром состоит в одной злосчастной встрече семь лет назад. Я, конечно, польщен, что ты считаешь меня способным вырастить злого гения, но лучше прибереги толику своего буйного воображения для игры в компьютерную войнушку.
– Холли тоже профессионал. Как и все они. Если я чему и научился за сегодняшний день, так тому, что по сравнению с этими девочками Мориарти – младенец.
Мэкки выслушал меня, чуть склонив голову. Задумался.
– Ладно, – проговорил он. – В этой чудной истории Холли знает, что девочка с карточкой не станет на нее доносить, но все же готова пойти на серьезный риск, лишь бы выяснить, кто она такая. Зачем?
– Поставь себя на ее место, – предложил я. – Задумываешься о том, что будет после школы. Начинаешь понимать, что ты и твои друзья окажетесь в большом мире. И то, что между вами сейчас, оно не навсегда, вы не вечно будете лучшими подружками, которые скорее умрут, чем предадут друг друга. Ты бы захотел оставить свидетеля?
Я ждал затрещины. А он весело фыркнул, совсем натурально.
– Господи, дружище! Теперь она уже серийный убийца? Может, заодно проверишь ее алиби по делу О. Дж. Симпсона?
Я не знал, как объяснить то, что я понял про Холли. Прямо на ее глазах мир становился огромным, обретал плоть. Сны оборачивались реальностью – и наоборот, как рисунок, который из наброска превращается в живописное полотно прямо на глазах. Слова меняют форму, смысл ускользает.
– Нет, не серийный убийца. Просто человек, который не понял, что затеял.
– Она не одна такая. Ты ведь уже отчасти заслужил прозвище – как это называют? – не командного игрока. Я лично не считаю, что это непременно дурное качество, но не все со мной согласны. Еще шаг по этой дорожке, и многие не захотят знаться с тобой. И поверь, дружок: арест ребенка полицейского не считается участием в командной игре. Сделай это, и можешь помахать на прощанье своему шансу в Убийствах или Под Прикрытием. Навсегда.
Он не деликатничал.
– Только в том случае, если я ошибусь, – сказал я.
– Уверен?
– Да. Если мы успешно завершим дело, я буду первым кандидатом в Убийства. Они могут ненавидеть меня всей душой, но свой шанс я использую.
– Чтобы работать там, возможно. До поры до времени. Но не стать одним из них.
Он хорош, этот Мэкки; он мастер. Пальцем прямо в больное место, и нажать покрепче.
– Меня устроит просто работа в отделе. Приятелей у меня и без того достаточно.
– Точно?
– Точно.
– Что ж, – Мэкки глянул на часы, – не стоит заставлять детектива Конвей ждать. Она и так не слишком довольна, что ты вышел поболтать со мной.
– Она не обидится.
– Поди-ка сюда, – поманил меня пальцем Мэкки.
Поколебавшись, я все же приблизился.
Он обхватил ладонью мою шею сзади. Мягко. Ярко-голубые глаза в нескольких дюймах от моих.
– Если ты прав, – сказал он – не угрожал, не пугал, просто сообщил, – я тебя убью.
И похлопал меня по затылку. Улыбнулся. И скрылся в темноте под высокими сводами холла.
Вот тут я и понял: Мэкки решил, что все это – его личный провал, что это он привел Холли к такому финалу. Мэкки мне поверил. Он поверил в вину Холли.
22
Раннее утро понедельника. Автобус, то и дело останавливаясь, потом вновь трогаясь, перемалывает, рыча, пробку. Крису Харперу остается жить три недели и неполных четыре дня.
Джулия сидит на заднем сиденье полупустого верхнего этажа автобуса, обхватив ногами сумку под жутко неудобным углом, на коленях тетрадь с домашним заданием по естествознанию. Все выходные она ломала голову над тем, что делать с Крисом и Селеной. Первым порывом было схватить Селену за грудки – возможно, даже буквально – и спросить, что она, черт побери, себе думает; но интуиция, чувство гораздо более глубокое и сложное, подсказывает, что в тот момент, когда она заговорит об этом вслух – с Селеной, или с Холли, или с Беккой, – все изменится и никогда больше не станет прежним. Ей даже чудится ядовитое зловоние, когда все, чем они дорожат, с ревом поглотит пламя. Так что ни до чего она так и не додумалась, до домашних заданий руки тоже не дошли, и эта неделя начинает гнить с головы. Струи дождя стекают по стеклу, водитель врубил обогрев на миллион градусов, и автобус постепенно покрывается склизкой пленкой конденсата.
Джулия торопливо корябает что-то насчет фотосинтеза, одним глазом в учебник, а другим в тетрадь, где написано практически то же самое, но немного другими словами, когда чувствует, что кто-то стоит в проходе, глядя на нее. Джемма Хардинг.
Джемма живет в четырех домах от остановки автобуса, но каждый понедельник папаша подвозит ее до школы на своем черном “порше”, убивая полчаса на выруливание по узкой школьной дорожке. Расклад нехитрый: “порше” круче остальных машин, любая машина круче автобуса. Если Джемма оказалась в – о ужас! – общественном транспорте, у нее на это есть причина.
Джулия устало закатывает глаза:
– Селена нигде не появлялась с Крисом. Спасибодосвиданья. – И опять утыкается в учебник.
Джемма швыряет свою сумку на соседнее сиденье и устраивается рядом с Джулией. Она промокла, пальто в дождевых каплях.
– В этом автобусе воняет, – морщит она нос.
Так оно и есть: влажные плащи, маринуясь в духоте, источают испарения.
– Ну так выйди, позвони папочке, пускай примчится и спасет тебя из этого кошмара. Вперед.
