– Мило, – хмыкнул я.
– Я тебя предупреждала.
Не будем в грусти боле, пойдем плясать на поле, фа ля ля ля…
– А наша карточка? – спросил я. – Какие шансы, что она из этой категории?
Меня это тревожило с самого начала. Не хотелось произносить вслух; не хотелось даже думать, что через пару часов все закончится – пойманный с поличным ребенок рыдает в ожидании наказания, а меня отправляют обратно в Нераскрытые, поощрительно погладив по головке.
– Пятьдесят на пятьдесят, – ответила Конвей. – Возможно. Если кому-то нужно было поднять шухер, то сработало. Но для нас эта штуковина все равно благая весть. Ты почти закончил, да? Не ровен час прозвенит этот чертов звонок, и нас с тобой снесут.
– Да. – Мне нестерпимо хотелось свалить отсюда. Ноги жгло от неподвижного стояния на одном месте. – Готово.
Мы нашли две записки, которые стоило сохранить. Фото детской руки под водой, бледное и расплывчатое: Я знаю, что вы сделали. Фото голой земли под кипарисом, жирный крест авторучкой, отмечающий место, без пояснений.
Конвей сунула их в конверты для улик, извлеченные из сумки.
– Поговорим с теми, кто должен был вчера проверять эту доску. Потом получим список девиц, которые тусовались здесь, поболтаем с ними. И хорошо бы, чтоб список был уже готов, не то я за себя не ручаюсь.
После тесного закутка коридор казался бесконечно длинным. Сквозь мерный гул, доносящийся из классов, и мелодичные трели фа ля ля ля мне почудилось, что я слышу, как доска за нашими спинами негодует десятками голосов.
6
Позади “Корта” расстилается поле; ну, по крайней мере, это так называют – Поле, со смешком, имея в виду то, что там обычно происходит. Оно предназначалось под новое крыло “Корта”, с магазином “Аберкромби”, но случилась рецессия, и все заглохло. Теперь тут огороженная проволочным забором пустошь с высокими пожухлыми сорняками и проплешинами твердокаменной земли, которые, как застарелые шрамы, выдают участки, где бульдозеры успели начать работу; пара куч гравия, порядком раскуроченных, потому что на них лазают все кому не лень, и какие-то загадочные, постепенно ржавеющие железяки. Угловой столб покосился, и сетка забора провисла – отогни и пробирайся внутрь, если не слишком жирный, а жирные сюда и так не сунутся.
Поле – это темная сторона “Корта”, место, где происходит то, что в “Корте” невозможно. Парни из Колма и девицы из Килды заворачивают за угол “Корта” с делано рассеянным видом, только что не насвистывают, и юркают в лазейку забора. Туда ходят главным образом эмо, считающие себя слишком глубокими личностями для торговых центров, – у ограды вечно болтается их стайка, даже в холод или проливной дождь, и в подключенных к их айподам колонках неизменно играет Death Cab for Cutie
[6]. Но иногда здесь попадаются и другие персонажи. Если вы объегорили продавца и добыли бутылку водки или умыкнули у родного папаши полблока курева, если у вас есть в запасе пара косяков или пригоршня мамашиных таблеток, тогда вам тоже сюда. Сорняки на этом пустыре растут густо, в зарослях вас никто не разглядит из-за забора, особенно если вы присядете или приляжете, а ведь вы так и сделаете.
По ночам, однако, все иначе. Дневные гости находят потом десятки использованных презервативов или целые россыпи шприцев. А однажды даже кровь, длинный размазанный след на сухой земле, и нож. Но никуда не сообщили. На следующий день нож исчез.
В конце октября в череде мерзких дождливых дней вдруг мелькнул и радостно, солнечно улыбнулся ясный полдень, и тут же образы Поля заклубились в юношеских мозгах. Парни из Колма, с четвертого года, уговорили чьего-то старшего брата купить им несколько двухлитровок сидра и немного сигарет; добрая весть быстро разносится, и вот уже не меньше двух десятков подростков вольготно развалились в сорняках или примостились на валяющихся бетонных блоках. В воздухе плывут семена одуванчиков, цветет желтым крестовник. Мягко припекает солнышко, дует легкий прохладный ветерок.
Отдел косметики “Корта” проталкивает новую линию, так что все девчонки со свежим макияжем. Лица напряженные – боятся улыбнуться, а уж тем более смеяться, чтобы ненароком не размазать чего, но крутой мейк стоит таких усилий. Еще не отхлебнув сидра, ни разу не затянувшись сигаретой, они двигаются самоуверенно и дерзко, выученная сексуальная походка делает их загадочными, надменными, властными. Рядом с ними мальчишки выглядят жалкими юнцами. Чтобы как-то соответствовать, они громче смеются и чаще обычного называют друг друга пидорасами. Некоторые швыряют камешки в ухмыляющуюся рожу, намалеванную кем-то на задней стене “Корта”, и радостно ревут, когда удается попасть прямо в высунутый язык; еще парочка имитирует потасовку, возя друг друга спинами по борту какого-то ржавого механизма. Девицы, дабы ни у кого не осталось сомнений, что их весь этот цирк ничуть не интересует, вытаскивают телефоны и фотографируются в новых образах. Далеки, надув губки, позируют на бетонных блоках; Джулия, Холли, Селена и Бекка – в сорняках.
Крис Харпер позади них, голубая футболка на фоне голубого неба, он балансирует, раскинув руки в стороны, на верхушке кучи строительного мусора, косясь на Эйлин Рассел, и старательно смеется ее шуткам. От Холли и Селены он футах в восьми. Девчонки обнимаются и карикатурно вытягивают свеженакрашенные губы для поцелуя, Бекка театрально округляет глазки, хлопая пышными ресницами, и изображает шокированную невинность прямо в камеру, Джулия картинно мечется вокруг, приговаривая, как профессиональный фотограф: “О да, сексиии, да, девочки, дайте мне больше секса”, но едва ли они догадываются, кто стоит рядом с ними. Они чувствуют, ощущают некую игривую силу неподалеку, как ощущают тепло от нагретой земли на этом Поле, но прикрой им глаза и спроси, кто это был, за спиной, и ни одна не назовет имя Криса. Жить ему остается шесть месяцев, три недели и один день.
Джеймс Гиллен подкатывает к Джулии с бутылкой сидра:
– Да ладно, бросай это дело.
Джеймс Гиллен – симпатичный, но такой гаденький, уголок рта вечно приподнят в ухмылке, так что сразу хочется занять оборону; он как будто постоянно стебется, и ты никогда не уверен, что не над тобой. Куча девчонок влюблена в него – Каролина О’Дауд втюрилась до такой степени, что реально купила дезодорант “Линке Эксайт” и каждое утро брызгает им на прядь собственных волос, чтобы обонять любимый аромат, когда захочется. Видели бы вы ее на уроке математики, как она, приоткрыв рот, нюхает свои патлы, – та еще картинка, как будто IQ у девочки не больше двадцати.
– И тебе привет, – отвечает Джулия. – С чего бы, а?
Он тычет пальцем в ее телефон:
– Ты клево выглядишь. И никаких фоток в доказательство тебе не нужно.
– Да неужели. И ты мне, кстати, тоже не нужен.
Но Джеймса так просто не остановить.
– Я знаю, от каких фоток я бы не отказался, – говорит он, выразительно пялясь на грудь Джулии.
