– Что случилось с твоими волосами? – продолжила Конвей.
Селена подняла руку и дотронулась до своих кудрей.
– А, – сообразила она. – Это. Я их отрезала.
– Зачем?
Она обдумала ответ.
– Так мне показалось правильным.
– Почему?
Тишина. Вновь чуть приоткрытый рот. Она нас не игнорировала. Она нас просто отпустила.
Мы закончили. Выдали ей визитки и отправили за дверь в сопровождении Хулихен. Селена не оглянулась, уходя.
– И ее пока не вычеркиваем.
– Да.
– Призрак Криса Харпера. – Конвей с отвращением покачала головой. – Срань господня. И Маккенна, которая гладит себя по головке за то, что избавила себя и свое святилище от мистических глупостей. Я бы ей с удовольствием рассказала, просто чтоб на рожу ее полюбоваться.
И последняя, Холли.
Холли сменила манеру поведения – ради Конвей или Хулихен, непонятно. Теперь она была прилежной школьницей с идеальной осанкой, руки сложены перед собой. Только что реверанс не сделала, когда вошла.
Меня осенило – с некоторым опозданием, – что я понятия не имею, чего Холли от меня хочет.
– Холли, – начал я, – ты помнишь детектива Конвей. Мы очень признательны, что ты принесла нам ту карточку. (Холли коротко кивнула, очень серьезно.) Мы просто хотим задать тебе несколько вопросов.
– Конечно. Без проблем.
Готов поклясться, что глаза у нее стали еще больше и синее.
– Расскажи, что ты делала вчера вечером.
Та же история, что у остальных, только еще более гладкая. Ее не нужно было подгонять, она не сбивалась. Выложила, как будто репетировала. Возможно, и репетировала.
– Ты когда-нибудь помещала свои секреты на доску?
– Нет.
– Никогда?
Гневная вспышка. На мгновение мелькнула Холли, которую я знал.
– Секреты должны быть секретными. В этом весь смысл. И неважно, что ты аноним, если кто-нибудь всерьез захочет тебя выследить. Про половину здешних записок всем известно, кто автор.
Папина дочка: всегда будь начеку.
– И кто, по-твоему, повесил это?
– Вы сузили круг подозреваемых, это мы или кто-то из компании Джоанны.
– Предположим. А кого подозреваешь ты?
Она задумалась или притворилась, что задумалась.
– Ну, это на сто процентов была не я и никто из моих подруг, иначе я бы уже вам рассказала.
– А ты бы точно знала?
– Да, точно. О’кей?
– Хорошо. А на кого из остальных ты бы ставила?
– Не Джоанна, она бы устроила целый спектакль – хлопнулась в обморок на общем собрании, и вы бы допрашивали ее в больнице, или вроде того. Орла слишком тупая. Так что остаются Джемма и Элисон. А из них…
По мере беседы она постепенно расслаблялась. Конвей не лезла, сидела, опустив голову.
– Ну?
– Ладно. О’кей. Джемма полагает, что они с Джоанной правят миром. Если бы она что-то знала, то, скорее всего, вообще не сообщила бы вам, но если бы и сказала – сказала бы прямо. В присутствии папочки – он адвокат. Так что я бы поставила на Элисон. Она боится всего на свете. Если бы она что-то знала, пойти напрямую к вам у нее духу бы не хватило.
Холли бросила взгляд на Конвей, убедилась, что та все записывает.
– Или, – продолжила она, – хотя вы, наверное, об этом уже подумали, кто-то мог подбить подружек Джоанны повесить фото.
– И они бы согласились?
– Джоанна – нет. И Джемма. Орла – еще как, но она бы рассказала Джоанне. Элисон – может быть. Но в таком случае, – добавила Холли, – вам бы она не призналась.
– Почему?
– Потому. Джоанна взбесилась бы, узнай она, что Элисон повесила фотку и ей не сказала. Так что она бы не раскололась.
У меня мозги закипали от попыток уследить, кто, что, с кем и зачем мог бы сделать. Для девочек-подростков обычное дело, а вот мне не по силам.
– Если это была она, мы узнаем, – пообещала Конвей.
Холли серьезно кивнула, выражая безоглядное доверие к отважным детективам, которые всё приведут в порядок.
– А что насчет смерти Криса? Как ты думаешь, кто это сделал?
Я ждал еще одного варианта истории про неудачный розыгрыш, быстрого и четкого, с парой деталей, добавленных самой Холли. Но она ответила просто:
– Не знаю.
И, судя по досаде, с которой это было сказано, не лгала.
– И ребята из Колма с неудачными розыгрышами тут ни при чем?
– Ну да, некоторые так думают, но тогда их было бы много, трое или четверо как минимум, и чтоб никто из них не проболтался и ничего не перепутал? Не верю. – Холли встретилась взглядом с Конвей. – Особенно если вы допрашивали их так же, как нас.
Я задумчиво рассматривал фото.
– Но ведь кто-то же умудрился не проболтаться ни разу за все это время.
Снова вспышка раздражения.
– Все думают, что девчонки постоянно болтают, бла-бла-бла, как идиотки. Чушь. Девчонки умеют хранить секреты. Это парни не способны держать язык за зубами.
– В Тайном Месте немало девчонок распускают язык.
– Да, а если бы его не было – они бы не болтали. Вот для этого оно и нужно – чтоб мы всё растрепали. – Короткий взгляд на Хулихен. И дальше, невинно: – Но я, безусловно, уверена, что от него много пользы.
– Расскажи про Криса. Что-нибудь одно, но важное.
Я заметил, что Холли как будто собирается с духом. А потом сказала, спокойно и ясно:
– Он был сволочью.
Протестующий писк Хулихен. Никто даже не обернулся.
– Ты же понимаешь, что этого недостаточно.
– Его интересовали только собственные желания. По большей части ничего страшного в этом не было, потому что хотелось ему в основном нравиться всем вокруг, так что он старался быть милым. Но иногда он, например, мог всех рассмешить, поиздевавшись над кем-нибудь, кто слабее. Или когда он чего-нибудь хотел, но не получал, – Холли покачала головой, – тогда он был совсем не таким милым.
– Приведи пример.
Она задумалась.
– Ладно, – начала она по-прежнему спокойно, но в голосе появились гневные нотки. – Как-то раз мы были в торговом центре, и девчонки, и ребята из Колма. Мы стояли в очереди в кафе, и одна из девчонок, Элейн, заказала последний шоколадный маффин, да? Крис стоял за ней, и он говорит: “Эй, я его хотел взять”, а Элейн отвечает, что, мол, фигушки, опоздал. И тогда Крис говорит – громко, так, чтоб все слышали: “При такой заднице с выпечкой надо поаккуратней”. Парни начинают ржать, Элейн вся краснеет, а Крис тычет ее пальцем в пятую точку и продолжает: “У тебя там и так маффинов уже на собственную пекарню хватит. Дашь попробовать?” Элейн чуть не бегом оттуда выскакивает, а они ей вслед кричат что-то типа: “Потряси ей, детка! Пусть поколышется!” И ржут.
