– Повторим? – цедя сок через соломинку, интересуется Селена на перемене.
На миг они не решаются сказать “да”, а вдруг в следующий раз все будет не так. А вдруг такое бывает лишь однажды, и если они попытаются повторить пережитое, все кончится тем, что они попросту отморозят себе задницы, сидя на той полянке и глядя друг на друга как кучка идиоток.
И все равно они соглашаются. Все уже началось, поздно идти на попятный. Бекка вынимает обломок прутика из волос Джулии и прячет в кармашке блейзера, на память.
11
Три часа пополудни. Конвей выяснила, где у них тут столовка, порыскала в окрестностях, отыскала на кухне какого-то работягу, драившего и без того сияющие железки, заставила его готовить нам еду. Бедолага попытался было нахамить в ответ, но куда ему тягаться с Конвей. Я на всякий случай приглядывал за ним, чтобы парень не плюнул в наши сэндвичи с ветчиной и сыром. Конвей деловито нажимала кнопки кофемашины. Вытащила из корзинки пару яблок.
Перекусить мы пошли на воздух. Конвей направилась к низкой стенке сбоку от газона, с видом на спортивные площадки и сады. По полю носились девочки с хоккейными клюшками, а училка-физкультурница поддерживала энтузиазм бодрыми воплями. Тень деревьев скрывала нас от лишних взглядов. Солнце, пробивавшееся меж ветвей, согревало мне макушку.
– Ешь быстрее, – сказала Конвей, пристроившись на каменной ограде. – Потом пороемся у них в комнатах, может, отыщется книжка, из которой вырезали слова.
То есть она не отсылает меня обратно в Висяки – во всяком случае, пока. И сама тоже не намерена возвращаться на базу. Мы явились сюда взглянуть на доску объявлений, кое с кем переговорить, но, похоже, по ходу дела задача немного усложнилась. За всем, что нам рассказывали, постоянно мелькало нечто еще, и ни один из нас не хотел уходить, не вытащив это нечто на свет божий и не рассмотрев как следует.
Книжки давным-давно нет в спальне, если девочка не идиотка, разумеется. Но неопределенная информация такого рода – может, всё, а может, ничего – скользкое место. Вызовешь всю следственную группу, перекопаешь все клумбы и газоны, найдешь пару детских секреток или вообще ничего – и ты общее посмешище и головная боль начальства, транжира бюджетных денег, тебе нельзя доверять самостоятельных действий и решений. Будете вкалывать только вдвоем с напарником, пропустишь ключевую улику, запрятанную за батареей отопления, упустишь свидетеля, который мог навести на след, – ты болван, которому всё подали на блюдечке, а он взял и спустил в унитаз, которому не важен погибший мальчик, и тебе нельзя доверять самостоятельных действий и решений.
Конвей вела игру предельно корректно и аккуратно. Не то чтобы ей нужно было мое одобрение, но я был с ней согласен. Если наша девочка умна, – а все говорит за то, что так оно и есть, – мы в любом случае не найдем никакой книги. Улика сейчас валяется где-нибудь в кустах за много миль отсюда или в мусорном баке в центре города. А если девочка исключительно умна, то заготовила эту записку давным-давно, тогда же избавилась от книги, дождалась, пока та гарантированно канет в небытие, и только потом дала ход делу.
Мы разложили еду на стеночке между нами. Конвей разорвала обертку, взяла сэндвич. Ела, как машину заправляла, механически. А мой сэндвич оказался неожиданно вкусным. Хороший майонез и все такое.
– А ты молодец, – пробормотала она с набитым ртом. Не очень похоже на комплимент. – Всем угодил. Подстроился под каждую. Ловко.
– Я думал, в этом моя задача. Чтоб им было комфортно.
– Так и вышло, я ж говорю. В следующий раз, может, сделаешь им педикюр и массаж стоп, а?
Всего несколько дней, напомнил я себе, отличишься перед начальством и сделаешь ручкой. А вслух сказал:
– Я надеялся, вы подключитесь. Надавите на них слегка.
Пронзительный взгляд Конвей недвусмысленно говорил: ты что, смеешь меня поучать? Я решил, что это и есть ответ, но спустя мгновение она произнесла, глядя на футбольное поле:
– Я их запугала до полусмерти в прошлый раз. Когда допрашивала.
– Этих восьмерых?
– Всех. И этих восьмерых. Весь их класс. Всех одногодков Криса. Всех, кто мог знать хоть что-то. Целую неделю таблоиды на говно исходили, “Копы миндальничают с детишками из богатых семейств, в ход идут связи, родители используют свое влияние, поэтому никто не арестован до сих пор”, а парочка самых наглых заявила в открытую, что мы пытаемся замять дело. Ничего подобного. Я наезжала на этих ребят ровно так же, как на гопников с рабочих окраин. Ровно так же.
– Охотно верю.
Она резко обернулась, вскинув подбородок. Почуяла издевку. Я невозмутимо молчал.
– Костелло, – продолжала она, успокоившись, – Костелло пришел в ужас. Поглядеть на него, так я показала монашкам голую жопу, не меньше. Почти на каждом допросе он прерывал меня и вытаскивал в коридор, чтобы в очередной раз наорать, мол, что я себе думаю – хочу погубить свою карьеру, даже не начав толком?
Я молча жевал. Ни слова в ответ.
– О’Келли, наш босс, тоже тогда слетел с катушек. Дважды вызывал меня к себе в кабинет и выносил мозг: кто, по моему мнению, эти дети? я что, считаю, что имею дело с таким же отребьем, среди которого выросла? почему я не занимаюсь бездомными и психами? в курсе ли я, сколько звонков поступило комиссару от разгневанных папаш? Дескать, готов купить мне словарь, чтобы я посмотрела там значение слова “тактичный”…
А я тактичный. Я мягко заметил:
– Они из другого поколения. Старая школа.
– Да похуй. Они из отдела убийств. И ловят убийцу. Это единственное, что имеет значение. По крайней мере, тогда я именно так думала.
Горький осадок, подтекстом.
– К тому времени я уже запросто могла сказать Костелло, чтобы засунул свои советы куда подальше. И даже О’Келли. Дело было практически профукано, и на папке стояло мое имя. Я бы сделала что угодно, но к тому моменту было уже поздно. Был у меня шанс или не было, неважно, я все равно его упустила.
Я что-то невнятно проворчал сочувствующим тоном и сосредоточился на сэндвиче.
Иногда попадаются изначально скверные дела. Нам всем они порой достаются. Но получи такое дело на самом старте карьеры, и, глядя на тебя, люди всегда будут думать: вот идет неудачник.
Всякий, кто свяжется с Прокаженной Конвей, получит пятно на всю жизнь, и его тоже будут сторониться. Парни из Убийств – уж точно.
Всего несколько дней.
– Итак, – Конвей отхлебнула кофе, поставила обратно на стенку, – в итоге я получила стопку жалоб от богатых папаш, Костелло больше нет, чтобы прикрывать мою задницу, и, что самое главное, за целый год дело не сдвинулось с мертвой точки. О’Келли достаточно вот такого повода, – показала жестом щепотку, – чтобы вышибить меня под зад и передать все О’Горману или любому из его мудаков. И до сих пор он этого не сделал только потому, что терпеть не может новых назначений, говорит – журналюги или адвокаты начнут зудеть, что расследование с самого начала зашло в тупик. Но О’Горман и Макканн наседают, намекают насчет пары свежих глаз и тому подобное.
