– Неудивительно, – ледяным тоном произнесла Маккенна. – И будет жечь, если не принять лекарство. Засим, детективы, прошу извинить нас.
– От него пахло “Виксом”
[10], – сказала Элисон, обернувшись через плечо, когда Маккенна уже повела ее прочь. – Я не знаю, пахло от него раньше “Виксом” или нет.
– Держу пари, девчонки с уггами раззвонили по школе, что мы были в их гостиной, – задумчиво заметила Конвей, глядя им вслед.
– Один к одному. Времени было достаточно, чтобы дошло до всех.
– В том числе до Джоанны. Которая должна была догадаться, что именно мы ищем.
Звук шагов Элисон с Маккенной эхом отражался от стен. Я кивнул им вслед:
– Она не притворялась.
– Нет. Но Элисон легко внушаема и уже была на грани истерики после беседы с нами и всего прочего. – Конвей понизила голос и слегка наклонила голову, прислушиваясь к нервному щебету из общих гостиных. – Она пошла в туалет, а Джоанна к тому моменту уже забила ей голову сказками про потревоженный дух Криса, она же знает Элисон как облупленную, не забывай, и в курсе, как ее вывести из себя. Потом наносит тот самый крем для загара на свою ладонь и пожимает предплечье бедняжки. Почти стопроцентный шанс, что Элисон шизанется либо от одного, либо от другого. Джоанна надеется, что поднимется шум, мы выскочим в коридор, оставив дверь незапертой, и в суматохе она сумеет проскользнуть в гостиную и стибрить книжку.
Шестнадцатилетний ребенок, едва не выпалил я, неужели она способна на такое? Но вовремя сдержался. Вместо этого напомнил:
– У Элисон худи с длинными рукавами.
– Значит, Джоанна ухватила ее до того, как та надела худи.
Возможный вариант, но для него нужно слишком много совпадений.
– Но Джоанна не делала попыток пробраться в гостиную. Она оставалась на месте, в самом центре событий.
– Может, прикинула, что у нее будет время, когда мы уведем Элисон.
– Или Джоанна не имеет к этому отношения. Призрак – плод воображения Элисон, и след на руке – результат случайности, как сказала Маккенна.
– Может, и так.
Звук шагов затих. Вновь воцарилась белоснежная тишина, наполнив пространство смутными образами, мелькавшими на самой границе видимого; и стало еще труднее поверить, что происходящее здесь можно объяснить простой игрой воображения и случайностью.
– Маккенна и живет тут? – спросил я.
– Нет. Она же разумная тетка. Но не уйдет домой, пока мы здесь.
Мы.
– Что ж, надеюсь, ей нравится столовская еда.
Конвей приоткрыла сумку, проверила, на месте ли книга.
– Движуха. – Она даже не пыталась скрыть удовольствие. – Я ж говорила.
12
Отчасти они оказались правы: во второй раз все было иначе, и в третий. И оказалось, что это неважно. Поляна, где они лежат и разговаривают днем, по ночам открывается им иной, чудесной стороной. И предвкушением обещанного чуда – нужно только дождаться нужного момента – пронизана вся их жизнь.
Никогда не думала, что у меня будут такие подруги, как вы, девчонки, говорит Бекка на третью ночь. Никогда. Вы – мои чудеса.
И даже Джулия не отшучивается в ответ. Четыре руки сплетаются на траве, теплые и спокойные.
Конец января, половина одиннадцатого вечера. Через пятнадцать минут погасят свет для третьего и четвертого года в Килде и Колме. Крису Харперу – он чистит зубы, недовольно переминаясь на холодной кафельной плитке в душевой и прислушиваясь к парочке парней, которые изводят в сортире какого-то первогодка; прикидывает, стоит ли вмешиваться в такие пустяки, – остается жить чуть меньше четырех месяцев.
А неподалеку, за пеленой тьмы, скрывается Килда, снег щекочет оконные стекла – маленькие крепкие снежинки, совсем не липкие. Зима ввела строгий режим: солнце садится рано, а гадкая ледяная крупа и эпидемия простуды означают, что вот уже неделю Джулия, Холли, Селена и Бекка не вырывались на свет божий. И постепенно впадают в бешенство, сидя взаперти и шмыгая носами. Они спорят по поводу дискотеки в День святого Валентина.
– Я не пойду, – заявляет Бекка.
Холли лежит в пижаме поверх своей постели и торопливо списывает у Джулии математику, разбрасывая там и сям мелкие ошибки для правдоподобности.
– Чего так?
– Да потому что лучше уж иголки под ногти, чем втискиваться в идиотское платье с идиотской микро-мини-юбкой и идиотским глубоким декольте, даже если бы у меня и водилось такое барахло, которого у меня, разумеется, нет и никогда не будет. Вот почему.
– Но придется пойти, – замечает со своей кровати Джулия, не поднимая головы от книжки.
– Не пойду.
– Если не пойдешь, тебя погонят к сестре Игнатиус и она начнет спрашивать, не потому ли ты не хочешь идти, что пережила насилие в детстве, а когда ты скажешь, что нет, конечно, она скажет, что тебе необходимо заняться собственной самооценкой.
Бекка резко садится на кровати, обхватывает руками колени – взведенный раскрасневшийся комок ярости.
– У меня все в порядке с самооценкой. У меня настолько высокая самооценка, что я не намерена носить идиотскую одежду только потому, что такое носят все.
– Эй, полегче на поворотах. Мое платье совсем не идиотское. – У Джулии роскошное обтягивающее платье, черное в алый горошек, она несколько месяцев копила на него и купила на распродаже всего пару недель назад. Это самая крутая вещь в ее жизни, и, надо признать, ей действительно нравится, как она в нем выглядит.
– Твое платье – нет. А вот я в нем была бы полной идиоткой. Потому что ненавидела бы это все.
– Тогда почему, – интересуется Селена, натягивая пижаму через голову, – ты не наденешь то, что тебе нравится?
– Мне нравятся джинсы.
– Ну так надень джинсы.
– Ага, конечно. А ты наденешь?
– Я пойду в голубом бабушкином платье. Том, что я вам показывала. – Небесно-голубое мини, которое бабушка Селены носила в шестидесятые, когда работала продавщицей в шикарном районе Лондона, чуть узковато Селене в груди, но она все равно его наденет.
– Вот именно, – бурчит Бекка. – Хол, а ты в джинсах пойдешь?
– Ой, блин! – Холли стирает ошибку, которая оказалась серьезнее, чем планировалось. – Мама купила мне на Рождество лиловое платье. Оно реально ничего. В нем, наверное, и пойду.
– Итак, либо я буду единственной лузершей в джинсах, либо должна купить дебильное платье, которое буду ненавидеть, и стать убогой трусливой лицемеркой. Нет уж, благодарю.
– Купи платьишко, – бросает Джулия, переворачивая страницу. – Повесели нас.
