Джулия замечает в себе нечто, чему прежде просто не позволяла проявиться сквозь бесконечные хочу ли я его хочет ли он меня если он попытается позволить или нет и как много можно ему позволить. Ей действительно нравится Финн.
– Вообще-то, знаешь, это, по-моему, одна из самых разумных мыслей из всего, что я слышала за много лет.
– Правда? – Он недоверчиво косится на нее.
Джулии невыносимо хочется продемонстрировать ему тайные силы. Вытянуть руку, заставить бутылку из-под “Люкозейда” медленно взмыть в воздух. Перевернуть, создать из янтарных капель рома крохотную спиральную галактику на фоне звездного неба. Увидеть, как лицо его озарит чистая детская радость. От мысли о том, что может произойти, мурашки пробежали по спине.
– Знаешь, я никогда никому не рассказывала…
Финн развернулся к ней, слушая очень внимательно.
– Все эти призраки, экстрасенсы и все такое. Я раньше говорила, что это хрень. Пятками себя в грудь била. Однажды собак спустила на Селену только потому, что она пересказала нам какую-то статью из журнала, про ясновидение. Велела ей либо заткнуться, либо доказать. А когда она не смогла доказать, потому что это же невозможно, обозвала ее идиоткой и посоветовала почитать “Джаст севентин”
[14], мол, это все-таки уровнем повыше, чем эзотерическое дерьмо.
Финн вытаращил глаза.
– Да, знаю, я вела себя как стерва. Я потом извинилась. Но дело в том, что я очень хотела, чтобы она доказала. Я хотела, отчаянно хотела, чтобы это оказалось правдой. Если бы мне было пофиг, я бы вела себя примерно так: “ага, ну, может, ясновидение и существует, хотя вряд ли”. Но мне невыносима была сама мысль, что вот я верю во что-то невероятное и таинственное, а потом оно оказывается пффф, а я жалкая лохушка, и чудес не бывает.
Это правда: она никогда не рассказывала об этом даже подругам. С ними она всегда уверенна и прямолинейна – при этом Селена, как догадывается Джулия, понимает, что все не так просто, но они не говорят об этом. Что-то вскипает и струится по жилам, неудержимое, как ром; похоже, сегодня действительно особенный вечер.
– А что произошло потом? – спрашивает Финн.
– В смысле? – настораживается Джулия.
– Ты сказала минуту назад, что сейчас веришь во всякое необъяснимое. Так что изменилось?
Чертова болтливость, нет чтобы сказать коротко и ясно. Джулия лениво перекатывается на живот, гасит окурок в траве.
– Ну вот ты не веришь в призрак монахини, но думаешь, что она все-таки может бродить где-то неподалеку. А я верю в нее, но не думаю, что она здесь.
Финн достаточно умен, чтобы не торопиться.
– Таким образом, мы оба идеальные объекты для нападения призрака.
– Поэтому ты позвал меня в парк? На случай, если она выскочит из кустов и у меня случится инфаркт?
– А ты не боишься?
– А с чего мне бояться? Потому что я девушка?
– Нет. Потому что ты же вроде веришь в нее.
– Я гуляю здесь каждый день. И до сих пор призраки меня не беспокоили.
– Но ты гуляешь днем, а не ночью.
Финн ведет разведку, ищет другие способы разобраться в ней, раз прежние не сработали. Они оба на новой неведомой территории. Джулия понимает, что ей это нравится.
– Сейчас не ночь, – фыркает она. – Детское время, девять часов. Даже малявки еще не спят. А летом в это время вообще еще светло.
– То есть если я сейчас поднимусь и вернусь в школу, ты спокойно останешься тут одна?
До Джулии доходит, что вообще-то ей следовало бы испугаться, она наедине с парнем, который уже попытался зайти чуть дальше. Несколько месяцев назад, после того, что произошло с Джеймсом Гилленом, она бы испугалась и это она сбежала бы обратно в школу.
– Если только ты оставишь мне ром, – отвечает она.
Финн садится, потом резко встает. Отряхивает джинсы, вопросительно смотрит на нее.
Джулия машет ему рукой, не двигаясь с места:
– Ступай и найди себе пару сисек на вечер. Счастливо повеселиться.
Финн делает вид, что уходит. Она смеется. Он не выдерживает, смеется в ответ и шлепается обратно на траву.
– Страшно? – поддразнивает Джулия. – Один-одинешенек в кромешной тьме в огромном парке?
– Сама же говоришь, что сейчас только девять часов, детское время. А вот настоящей ночью и ты бы струхнула, держу пари.
– Я конченая оторва, малыш. Мне любые монашки нипочем, даже призрачные.
– Ну-ну. – Финн, устраиваясь поудобнее, передает Джулии бутылку. – Посмотрел бы я на тебя здесь в полночь.
– Давай забьемся.
– Идет.
Многозначительная улыбка, вызов брошен. Джулия всегда готова принять вызов. Она ступает на тонкий лед и осознает это, но ром продолжает свое коварное действие, и какого черта вообще, она же не собирается открывать ему никаких тайн.
– Когда следующая вечеринка? – уточняет она.
– Чего?
– В марте?
– В апреле, кажется. А что?
Она показывает на часы на задней стене школы:
– Итак, на следующей тусовке у меня будет фотка этих часов в полночь.
– То есть ты освоила фотошоп. Молодец.
Джулия пожимает плечами:
– Хочешь, верь, хочешь, нет. Я, конечно, не прочь тебя сделать, но не настолько. Это будет честное фото.
Финн поворачивает голову. Их лица почти касаются друг друга, и Джулия думает: “Господи, нет”, потому что если он сейчас попытается ее поцеловать, это станет ужасно унылым, убийственным разочарованием, но Финн улыбается широкой, лукавой, абсолютно детской улыбкой.
– Ставлю десятку, что сольешься.
Джулия улыбается в ответ точно так же, как она улыбается Холли, когда идея нравится обеим.
– Ставлю десятку, что нет.
Они одновременно приподнимают руки, решительно пожимают. У Финна хорошая ладонь, сильная, и по размеру как раз подходит к ее.
Джулия подхватывает бутылку, поднимает над головой.
– За мою десятку! – провозглашает она. – Пущу ее на снаряжение охотника за привидениями.
Громадная люстра в вестибюле погашена, но канделябры на стенах создают теплое освещение, под старину. А там, куда не достает свет, тянутся темные пролеты и коридоры, где эхом звучат шаги Криса и Селены.
Селена сидит на лестнице. Ступени выточены из белого камня с серыми прожилками; когда-то они были отполированы, и между стойками перил следы полировки все еще заметны, но тысячи подошв протерли углубления в их ныне бархатисто-шершавой поверхности.
