– Я говорила тебе в машине, что не представляю Селену в роли убийцы, не думаю, что она на такое способна. И я по-прежнему так считаю.
– Джулия изо всех сил защищает Селену.
– Ты заметил, да? Я намекнула насчет допросить Селену, неласково так, признаю, и Джулия тут же выложила инфу про Джоанну и Криса, швырнула мне еще один мячик, так сказать. Отвлекла.
– Ну да. Но знаешь, не только Джулия, они все четверо стоят друг за друга. Если Крис что-то сделал с Селеной или хотя бы попытался, а остальные об этом узнали…
– Месть, – задумалась Конвей. – Или они увидели, как у Селены едет крыша, подумали, что она вернется к норме, если Крис исчезнет и она опять почувствует себя в безопасности. И вот что я тебе скажу – любая из них вполне справилась бы с задачей.
– Даже Ребекка? – Но я припомнил этот вздернутый подбородок, короткую гневную вспышку, когда стало ясно – вовсе не такая хрупкая. И эти стихи у нее на стене, о том, что значат для нее дружба и подруги.
– Угу, даже она. – И через секунду, старательно не глядя на меня: – Даже Холли.
– Холли принесла мне записку с доски. Она могла ее просто выбросить.
– Я же не говорю, что она стопроцентно это сделала. Я просто говорю, что не готова пока сбрасывать ее со счетов.
Меня задела эта осторожность, как будто Конвей опасалась, что я начну наезжать на нее, требовать, чтобы она исключила мою Холли из списка подозреваемых, начну названивать большому папочке Мэкки. Все-таки любопытно, что такого Конвей слышала обо мне.
– Или все трое, – предположил я.
– Или четверо, – добавила Конвей. Она с силой потерла нос и скулу. – Твою ж мать.
Сегодняшний день словно начинал давить на нее невыносимым грузом. Она бы с радостью сбежала: вернулась в отдел, сдала отчет, посидела в пабе с подружкой, пока голова не прояснится, а с утра начала бы все заново.
– Гребаное место, – вздохнула она.
– Длинный день.
– Если хочешь идти, иди.
– И что делать?
– Да что угодно. Вали домой. Приоденься и оторвись в клубе. Там дальше по дороге есть остановка автобуса, или такси вызови. Счет пришлешь мне, я включу в расходы.
– Если у меня есть выбор, – спокойно произнес я, – я бы остался.
– Я тут еще побуду какое-то время. Не знаю сколько.
– Без проблем.
Конвей пристально посмотрела на меня, глаза в глаза. Усталость стерла медный блеск с ее кожи, которая стала просто тусклой и грубоватой.
– Экий ты амбициозный маленький засранец, – усмехнулась она.
Задело, хотя вроде и не должно было, но задело – и потому что это была правда, и потому что не вся правда.
– Дело все равно ведешь ты, – сказал я. – Неважно, какова моя роль, на протоколе будет стоять твое имя. Я просто хочу это расследовать.
Помолчав, Конвей сообщила:
– Если мы найдем подозреваемую и доставим ее в отдел, парни начнут меня донимать. Приматываться к подробностям, троллить по твоему поводу, да неважно. Я с этим справлюсь. Если ты встанешь на их сторону, потому что хочешь быть своим, ты отстранен. Понял?
Вот что я почувствовал в атмосфере отдела утром: не просто привычный стремительный ритм и пульс отдела убийств, нет, нечто гораздо более жесткое и резкое пульсировало именно вокруг Конвей. И не только сегодня. Каждый ее день превращался в поединок.
– Я и прежде не обращал внимания на идиотов, – сказал я. – Справлюсь и сейчас.
Господи, сделай так, чтобы в отделе никого не было, когда мы туда вернемся. Последнее, чего мне хочется, это выбирать – выбесить Конвей или обозлить парней из Убийств.
Конвей некоторое время не отводила от меня взгляда. Потом бросила:
– Ладно. Уж постарайся. – Выключила телефон, сунула в карман. – Пора поговорить с Селеной.
Я еще раз оглядел кровати. Подвинул на место тумбочку Элисон, поправил покрывало Джоанны.
– Где?
– В ее комнате. Там привычно, она расслабится. Если она скажет…
Если Селена произнесет “изнасилование” – тогда родители или опекуны, психолог, видеокамера, все дела.
– Кто будет говорить? – спросил я.
– Я. Чего уставился? Я умею проявлять сочувствие. Думаешь, она расскажет тебе об изнасиловании? Стой в сторонке и постарайся не отсвечивать.
Конвей опустила окно. И не успели мы выйти из комнаты, как запах дезодоранта и нагретых волос сгустился вновь.
Чтобы занять девочек делом, помоги им господи, Маккенна затеяла спевку. Нестройный хор высоких голосов встретил нас еще в коридоре: Мария, цветами венчаем тебя…
В общей гостиной было ужасно жарко, даже при открытых окнах. Тарелки стоят как попало, к еде едва притронулись; от запаха пирога с цыпленком живот скрутили голодные спазмы и одновременно замутило. Девичьи взгляды рассеянно блуждали туда-сюда – на окно, друг на друга, на Элисон, свернувшуюся калачиком в кресле под грудой худи.
Половина из них еле шевелила губами. Владычица ангелов, майская королева… Они не сразу заметили нас. А потом голоса постепенно затихли, один за другим, и наконец умолкли.
– Селена, – Маккенне Конвей просто небрежно кивнула, – у тебя найдется минутка?
С отсутствующим взглядом, устремленным в никуда, Селена в одиночестве продолжала тянуть мелодию. Она посмотрела на нас, словно пытаясь сообразить, кто мы такие, потом поднялась.
– Помни, Селена, – напутствовала ее Маккенна, – если почувствуешь, что тебе нужна помощь, можешь просто прервать беседу и попросить, чтобы пригласили меня или любого другого учителя. Детективы в курсе.
– Я в полном порядке, – улыбнулась Селена.
– Да, конечно, – жизнерадостно улыбнулась Конвей. – Подожди нас в своей комнате, да, Селена?
Селена направилась по коридору в сторону спален, а Конвей, выходя следом, кивком подозвала Джулию:
– Можно тебя на секундочку?
Когда мы только появились в гостиной, Джулия стояла спиной, но сейчас обернулась: посеревшая и напряженная, какая-то сломленная, задорный огонек в ней угас. Впрочем, по пути к двери она сумела собрать утраченные было силы, и к нам обратилась почти прежняя бойкая Джулия:
– В чем дело?
Конвей прикрыла дверь и тихо, чтобы не расслышала Селена, спросила:
– Почему ты не рассказала о своих отношениях с Финном Кэрроллом?
Джулия сердито поджала губы:
– Чертова Джоанна. Она настучала, да?
– Это неважно. В прошлом году я спрашивала тебя об отношениях с мальчиками из Колма. Почему ты ничего не сказала?
– Да потому что не о чем было говорить. Это не были отношения, мы с Финном даже не прикоснулись друг к другу. Мы просто друг другу нравились. По-человечески. Поэтому, кстати, мы никому и не трепались об этом, потому что если и виделись, то так, на минутку. Мы знали, что тут же начнется: “Ой, Финн и Джулия, сладкая парочка, тили-тили-тесто…” И совершенно не хотели всей этой хрени. Понятно?
