Я вспомнил Джоанну и Джемму, хихикающих в темных кустах, и поверил ей. Вероятно, Конвей тоже.
– Ладно, – согласилась она. – Вполне резонно. – И вслед, когда Джулия уже собиралась отойти: – А как сейчас поживает Финн? Все нормально?
На краткий миг лицо Джулии стало совсем взрослым – от тоски и горечи.
– Понятия не имею, – отрезала она, шагнула обратно в гостиную и прикрыла за собой дверь.
Селена ждала у дверей спальни. В свете заходящего солнца ее тень тянулась к нам, плывя над блестящей красной плиткой пола. А позади вновь завели песню. О Дева нежнейшая, дар наш прими…
– Сейчас перерыв, – сообщила Селена, – в это время нам полагается гулять. Девчонки уже извелись.
– Да, понимаю, – Конвей решительно прошла в комнату и устроилась на кровати Джулии. Сейчас она уселась совсем по-другому – одну ногу поджала под себя, прямо типичная девчонка-подросток, готовая поболтать с подружкой. – Давай так: когда мы закончим со всем этим, я попрошу Маккенну отпустить вас всех погулять. Годится?
Селена с сомнением посмотрела в сторону гостиной:
– Думаю, да.
В беде защищаешь, в печали утешишь… Нестройно, фальшиво, глотая окончания. Кажется, на мгновение Селена очнулась, насторожилась, и этот проблеск напомнил: ей известно то, чего мы ни в коем случае не должны упустить.
И похоже, Конвей этого не отследила.
– Ну и отлично. Садись.
Селена села на свою кровать, я закрыл дверь – пение стихло – и забился в угол, спрятавшись за раскрытым блокнотом.
– Итак, – Конвей достала телефон, – взгляни сюда. – И постучала пальцем по экрану, передавая телефон Селене.
Удар наповал. Даже если отключить звук – шаги, шорох листьев, треск ветвей, – я бы сразу догадался, что там, на экране, по реакции Селены.
Она побледнела, не покраснела. Отстранилась от экрана, на лице – чудовищно поруганное достоинство. Стрижка короткая, выражение лица не спрячешь, и оттого она казалась полностью обнаженной. Сил не было смотреть на нее.
– Кто? – выдавила она, прикрыв свободной ладонью экран. – Как?
– Джоанна, – ответила Конвей. – Они с Джеммой тебя выследили. Прости, что так жестоко обошлась с тобой, это нечестный прием, понимаю, но единственный способ прекратить твои заверения, что ты не встречалась с Крисом. А я не могу позволить себе терять время. О’кей?
Селена словно не в состоянии была ничего расслышать, пока не стихнут невнятные звуки под ее ладонью. Потом с видимым усилием расцепила руки и вернула телефон Конвей.
– О’кей, – выдавила она. Дышала все еще с трудом, но сумела совладать с голосом. – Я встречалась с Крисом.
– Спасибо. Я ценю твою помощь. И он дал тебе секретный телефон, по которому с ним можно было связаться. Зачем?
– Мы хотели сохранить отношения в тайне.
– Чья это была идея?
– Криса.
– А ты не возражала? – вопросительно приподняла бровь Конвей.
Селена покачала головой. Лицо постепенно обретало цвет.
– Нет? А вот я была бы против. Я бы решила, что либо парень считает меня недостаточно привлекательной, чтобы появляться со мной на людях, либо хочет, чтобы у него была возможность для интрижек. В любом случае я бы не обрадовалась.
– Я думала иначе, – просто сказала Селена.
Конвей выдержала паузу, но продолжения не последовало.
– Ладно, – согласилась она. – То есть у вас были хорошие отношения?
Селена уже полностью взяла себя в руки. Она проговорила медленно, взвешивая каждое слово:
– Это было самой большой радостью в моей жизни, чудом. Он и мои подруги. Ничего подобного больше никогда не будет.
Слова растворились в воздухе, заполнив его невесомой затаенной тоской. Она была права; конечно, права. Не бывает второй первой любви. Но ведь ей пока не полагается об этом знать. Она должна была просто уйти с той заветной поляны, не подозревая, что никогда больше туда не вернется.
– Тогда почему ты его бросила после той ночи? – Конвей продемонстрировала телефон еще раз.
– Я не бросала, – нерешительно выговорила Селена, а мне вновь померещилось, что она будто соткала вокруг себя облачко тумана.
Конвей настойчиво постучала по экрану:
– Вот тут твоя переписка с Крисом. Видишь? Целых два дня после той ночи на видео. Он пишет, ты не отвечаешь. Раньше такого не случалось. Почему именно после той ночи?
Селена даже не подумала отрицать, что это ее номер. Она покосилась на телефон с опаской, как на неведомое живое существо.
– Мне нужно было подумать.
– Да что ты? И о чем?
– О Крисе и обо мне.
– Да, это я понимаю. Но о чем именно? Он сделал что-то такое той ночью, что заставило тебя пересмотреть ваши отношения?
Взгляд Селены вновь устремился куда-то, но на этот раз она определенно видела нечто реальное.
– Мы тогда впервые поцеловались.
– Это не соответствует нашей информации, – скептически заметила Конвей. – Вы целовались и раньше, как минимум один раз.
– Нет, – покачала головой Селена.
– Разве? Совсем не похоже на Криса, насколько нам известно. Вы встречались, ну, сколько раз?
– Семь.
– Семь раз. И пальцем другу к другу не прикоснулись. Все чисто и невинно, никаких греховных мыслей, ничего, что нельзя видеть монашкам. Серьезно?
Селена чуть покраснела. Конвей молодец – всякий раз, как Селена пыталась уплыть в грезы, Конвей возвращала ее в реальность.
– Я этого не говорила. Мы держались за руки, мы сидели, обнявшись, мы… Но мы ни разу не целовались. Поэтому мне нужно было подумать. Можно ли продолжать. В смысле, позволить отношениям развиваться в эту сторону.
Я не мог определить, лжет ли она. Как с Джоанной – невозможно оценить, но совсем по другим причинам. Конвей поигрывала телефоном, задумчиво кивая.
– Ладно, – сказала она. – Выходит, вы с Крисом не занимались сексом?
– Нет. – Ни хихиканья, ни жеманства, никаких идиотских выходок. Это правда. Очко в пользу интуиции Конвей.
– И Крис не возражал?
– Ничуть.
– Правда? Большинство парней его возраста непременно стали бы настаивать. А он что?
– А он – нет.
– Понимаешь, в чем дело… – Конвей заговорила совсем иным тоном: мягко, участливо, но вполне определенно, без тени снисходительности, как женщина с женщиной говорят о неприятных моментах. – Очень часто люди, которые подверглись сексуальному насилию, не хотят сообщать о случившемся, потому что это предполагает множество проблем и разнообразных не очень приятных действий. Медицинское освидетельствование, судебное разбирательство, перекрестный допрос, и возможно, что в итоге насильник уйдет безнаказанным. Люди не хотят впутываться в это, они хотят просто забыть обо всем и жить дальше. И трудно порицать их, не так ли?
