Еще я поразмышлял о том, какую же из сестер призвать. Сначала вроде остановился на Грынуше-грудее, а потом как-то засомневался – может, кого похуже на супругу Петра Францевича напустить? Жалко мне ее не было совершенно, потому совесть молчала.
Вообще-то их, сестер-лихоманок, аж двенадцать. Самую старшую из них и, по совместительству, самую лютую до человечьего горя зовут Кумоха. Она насылает весеннюю избыву-простуду. Проще говоря – весенний грипп, тот, что самый тяжкий, переходящий в ангину или, того хуже, в воспаление легких. Кто болел таким – тот поймет. Сейчас и с антибиотиками эдакую напасть пережить нелегко, а в старые времена, полагаю, народ мёр будь здоров как.
Но самая страшная из сестер не она. Самая страшная – Невея-огнеястра, та, что «антонов огонь» на людей насылает. Проще говоря – гангрену и все от нее производное. Как писал ведьмак Евпл, который, похоже, немало промышлял целительством: «Аще она до тела человечьего притягнула, то живота тому горемыке нет».
Я немного подумал и решил, что за страх Вагнер мне мстить, может, и не станет, а вот за супружнину смерть, страшную да лютую, «обратку» включит непременно.
Остальные сестры были попроще. Условно, разумеется. Пухнея ведала разнообразными «жирянками» и отеками, Корчея отвечала за эпилепсию и аналогичные напасти, Знобея за ломоту костную и лихорадки, Глядея за непрестанную бессонницу и следующее за ней безумие. Кстати, последняя для моей цели подходила почти идеально, но очень уж это процесс не быстрый. Тут дней пять надо, чтобы Яну Феликсовну как следует скрутило, а у меня столько нет. За это время семейство Вагнеров меня достанет до печени. Да и бяку какую-то мне Петр Францевич обещал, не хотелось бы до нее доводить.
В общем, перебрал я всех сестриц и понял, что Грынуша-Грудея все-таки идеальный выбор. Не очень опасна по сути своей, но при этом сработать должна впечатляюще. В груди у Яны Феликсовны должно сдавить «аки наковальную дуру кузнечную на грудну жилу поставити да там и оставити», добавим сюда «харкание пенное», да еще и «хрипун давильный». Уж не знаю, что за хрипун такой, но звучит здорово.
Все необходимые компоненты у меня были уже подобраны. Предвидя подобное развитие событий, я еще пару дней назад отложил в сторонку корень росянки, толченые листья лесного ореха, взятые на исходе лета, душицу для усиления эффекта, и все остальное прочее. Ну и, конечно, веточку золотой розги, для подстраховки, чтобы эта пакость, грешным делом, потом ко мне не привязалась. Хорошая штука эта золотая розга, доложу я вам. Мощнейший щит от подобных созданий. Кстати, ей ведь и от порчи спасаются, мне про это Вавила Силыч рассказал. Только непонятно, чего раньше молчал.
Он, кстати, тоже находился здесь, на кухне, и, вздыхая, наблюдал за моими приготовлениями. Что к чему он уже понял, но молчал, подав голос только тогда, когда я взял в руки мешочек с могильной землей.
– Александр, может, не надо? – спросил он у меня. – В прошлый-то раз как неладно получилось, вспомни.
– Не надо? – я посмотрел на мешочек и убрал его обратно, в кожаный короб с массой отделений, который я завел специально для хранения трав и всего прочего, что помогало мне в моих новых занятиях. Дорого он мне встал, но оно того стоило – Да, пожалуй что и не надо. Это уже крайность, согласен.
Могильная земля придавала сестрам-лихоманкам особую силу, она давала им возможность забрать жизнь того, в кого они вцепились, быстрее, чем обычно. У меня же нет цели убивать настырную бизнес-леди. Мне ее надо всего лишь припугнуть.
– Да я вообще, – объяснил мне подъездный. – С людьми ведь по-людски надо договариваться, это-то к чему?
– Вавила Силыч, и рад бы по-людски, – приложил руки к сердцу я. – Да не хотят они меня слышать, понимаешь? А вот запрячь как Савраску и загонять до смерти очень желают. Оно мне надо?
– Нет, так-то конечно, – признал подъездный. – Так никто не хочет.
– То-то и оно, – изрек я. – Родька, паразит, ты где шаришься?
– Пять минуточек, хозяин! – проорал слуга из комнаты. – Ну надо же глянуть, убьет Дениска этого гада или нет?
Родька подсел на криминальные сериалы. Они ему нравились тем, что говорили в них мало, а всё большей частью либо стреляли, либо дрались, либо ели.
– Охти мне! – и в самом деле, через пять минут он влетел на кухню, весь взъерошенный. – Застрелил он этого лиходея заугольного! Но Колю-то, Колю подставил как! Да и старшой их, Серегей, не одобрил его, нет! Но лично я…
– Лично ты завтра без телевизора останешься, – пообещал я ему. – Мы тут сидим, его ждем, а он там кино смотрит!
– Вона! – Родька и в самом деле успел забраться на стол, занять свое место, схватить плошку, а теперь преданно пучил глаза, демонстрируя мне свою готовность к чему угодно. – Командуй, хозяин!
– Орел, – сообщил я Вавиле Силычу. – Краса и гордость!
Тот только ухмыльнулся, понимая, что я шутки шучу.
– Начинаем? – спросил Родька и поднял вверх пестик.
– Листья ореха, шесть штук, – скомандовал я. – Понеслась!
Дело спорилось, уже минут через сорок я снял с огня и перелил бурую, вонючую и дико неаппетитно выглядящую жижу в глиняную плошку, после опустил туда волос и начал начитывать заклятие.
Как только зазвучали первые слова, жижа еще и булькать начала, словно закипая, в кухне стало ощутимо холодно, да еще и запахло чем-то таким… Даже не знаю… Как в больнице, но не лекарствами или там столовой. Это был запах болезни, нездоровья, а может, и смерти.
Вавила Силыч даже поежился на своей табуретке и обхватил плечи руками.
– … терзай, мучь да хладом могильным обдавай. И буде так по слову моему! – закончил я заклятие.
Жижа, которая по мере чтения все более и более убывала из миски, с последними словами испарилась из нее совсем. Или, вернее, буквально втянулась в волос, который один только и остался на дне. Причем он свернулся в колечко и поменял цвет, став седым. Впрочем, не исключено, что как раз наоборот – принял свой естественный цвет. Может, Яна Феликсовна крашеная?
– Получилось? – спросил у меня Вавила Силыч.
– Фиг знает, – передернул плечами я, пинцетом беря волос и отправляя его в полиэтиленовый пакетик. – Скоро узнаем. Если в дверь названивать начнут, а после в нее ногами бить – точно получилось. Жаль, я этого не услышу.
– А ты куда? – удивился подъездный. – В ночь-то?
– На кладбище, – засунул пакетик в рабочую сумку я. – Поеду, меж могилками поброжу, о жизни подумаю. Родька, бездельник, куда ты опять мой телефон засунул? Надо же такси вызвать.
Глава шестнадцатая
Ряжской я позвонил, пока у подъезда такси ждал, на этот раз совершенно не задумываясь о том, сколько сейчас времени. Ну вот такая у нас с ней жизнь – ни минуты покоя.
– Саша, еще немного, и муж подумает, что ты и в самом деле мой любовник, – сонно сообщила мне Ольга Михайловна. – Причем сгорающий от страсти пылкой к моему финансовому положению.
