— Как Ваура, — подумала я вслух, вспомнив рассказанное инкубом в тот день, когда пыталась помешать им с Кеем подраться.
— Но окончательное решение всегда принимает ректор. Кого зачислить в академию, а кому отказать в этом. Оставить студента на второй год обучения или исключить. Отправить на практику раньше либо позже. Другие преподаватели могут высказывать свои рекомендации, но вердикт выносит только сам господин Эрмеслан.
Я вспомнила ректора. Да уж, такому человеку, как он, наверняка свойственно стремление к единоличной власти. К тому же, если у них так заведено из поколения в поколение.
— Он получил эту академию по наследству, — подтвердил мои размышления библиотекарь. — Это большая ответственность. Кроме того, собственных детей у ректора пока, к сожалению, нет, поэтому всех студентов можно назвать его чадами.
Я едва не сказала, что не хотела бы такого приёмного папочку, но вовремя прикусила язык. Мне и так снова было не по себе от участия в разговоре с обсуждением ректора. Но ведь ничего плохого о нём господин Гирдемар не говорил, даже наоборот.
— А по какому принципу ректор отбирает студентов? — всё же решилась поинтересоваться я.
— Боюсь, что на этот вопрос может ответить только он сам, — отозвался собеседник. — Но, как сами видите, академия существует давно и процветает. Что, как я очень надеюсь, будет и впредь.
Мне отчего-то показалось, что в его словах прозвучала тревога. Словно он сам в них вдруг засомневался. Выходит, далеко не всё так хорошо обстояло в академии, как все вокруг пытались показать?
Но прояснить это мне пока не удалось, как и задать ещё несколько вопросов, потому что в библиотеке внезапно раздался смутно знакомый голос, окликающий господина Гирдемара, и тот заспешил на зов. Оставшись одна, я снова внимательно взглянула на портрет. Из рассказа библиотекаря можно было сделать вывод, что основатель академии весьма ценил Мари Триэль, раз сделал её своим соавтором и позволил позировать вместе с ним для кисти художника. Или настоял на этом? Мне бы очень хотелось узнать, что случилось с ней после этого. Она благополучно окончила академию и покинула это место? Но почему тогда здесь остался её гримуар?
Поскорее бы Кей вернулся! Я направилась к столу, где меня уже ожидали учебники по истории чернокнижного дела. И когда только господин Гирдемар успел об этом позаботиться? Сам он куда-то подевался, и в библиотеке снова было тихо, лишь скользил по паркету солнечный зайчик. Я вздохнула и уселась за книги.
Спустя некоторое время я поддалась соблазну высказанного Кеем предложения и решила сделать шпаргалки. К тому же, плеер пока разрядиться не успел. Но клавиатуры у него не имелось, и для того, чтобы перебросить туда материалы, следовало присоединить его к другому устройству. Вот только компьютеры здесь несколько отличались от привычных мне, так что этот вариант решения проблемы оказался под вопросом. Может быть, попробовать написать обычные бумажные шпаргалки?
Эта забота немного отвлекла меня и от мыслей о девушке с портрета, и от собственных тревог о том, как там Кей и Ваур. Я чувствовала некоторую неловкость из-за того, что они рисковали в то время, как я спокойно сидела за столом и перелистывала страницы учебников. Почему-то я не сомневалась в том, что, будучи пойманными, они оба меня не выдадут. Возможно, напрасно, но я привыкла видеть в людях лучшее. Или, учитывая здешнюю специфику, не совсем в людях.
Я, в самом деле, так думала. Даже после того, как обманулась в разговоре с Теа Собрен. Ведь совсем никому не доверять тоже плохо. Превращаешься в подозрительное, нервное существо вроде старухи Шапокляк. В кого-то, кто не верит в чужую искренность, да и сам всё больше теряет способность совершать справедливые и бескорыстные поступки.
Прошло уже довольно много времени, а Кей всё не возвращался. Чёрные строчки на белой бумаге сливались, и смысл их терялся, ускользая от меня, как юркая рыбка. Голова стала тяжёлой и клонилась всё ниже. Похоже, этой ночью я, в самом деле, не выспалась. Сначала спиритический сеанс, а затем… нет, так и не могу вспомнить…
— Яна!
— Яна!
— Молодая госпожа!
Голоса доносились до меня словно через плотную туманную пелену. Далёкие, негромкие. Я слабо отмахнулась от них и услышала гулкий звук, будто упало что-то тяжёлое. За ним послышался вскрик. Но даже он показался мне неестественно тихим.
— Она сбросила учебник мне на ногу!
— Необходимо приложить лёд, иначе будет сильный ушиб!
— Да погоди ты со своей ногой! Что с ней произошло? Почему она не просыпается?
В этом голосе звенела тревога, похожая на туго натянутую нить. Кто-то беспокоился за меня? А это, оказывается, приятно… Я невольно улыбнулась. Как всё-таки мало нужно человеку для счастья — быть небезразличным тому, кто…
Меня потрясли за плечо, но я почти не почувствовала этого. Как будто оказалась под толщей воды. Там, куда почти не долетали звуки, и где никто не мог до меня дотянуться.
— Что делать?
— А я откуда знаю?!
— Простите, молодые люди, но в библиотеке нельзя кричать!
— А терять сознание в библиотеке можно? Это уже дважды за… Сбегай за лекарем!
— Я не могу сбегать — у меня болит нога.
— А я не должен попадаться на глазу доценту Крайму!
— Что здесь происходит?
К спору добавился новый голос с прохладной сухой интонацией. Он мне почему-то не нравился. Как и прикосновение, которое последовало за этой фразой. Холодные, как сосульки, пальцы легли мне на шею. Неприятно…
— Господин Гирдемар, при всём уважении к вам и вашему опыту, должен заметить, что вот эту книгу вы дали студентке напрасно. Её нужно убрать в закрытый фонд. Да, я скажу ректору, чтобы сделал распоряжение.
— Не могу припомнить, чтобы приносил сюда эту книгу. Очень странно… Простите мне мою рассеянность.
— Что с ней?! — разом выпалили два голоса.
— Не вопите так, — отозвался человек. — Она жива. Вы пришли и забеспокоились вовремя. В кои-то веки! Поднимите книгу с пола, это ценный экземпляр!
— Вы только о книгах и волнуетесь! И о тишине в библиотеке! Так нам звать лекаря или нет?
— Боюсь, что лекарь сейчас занят другим делом — готовит успокаивающую микстуру для госпожи Крайм.
— Доцент Крайм женат?
— Нет, это его сестра. Которая решила навестить брата и сделать ему сюрприз. Но сюрприз поджидал её.
Голоса смолкли как раз тогда, когда мне захотелось узнать подробности. Сейчас я слышала их чётче, но всё ещё не могла открыть глаза. Заговорить тоже не получалось. Язык словно прилип к нёбу, а веки стали тяжёлыми и не желали подниматься. Как у Вия.
— Но мы ведь не можем оставить её в таком состоянии! — снова произнёс приятный взволнованный голос.
— Госпожу Крайм вы в таком состоянии оставили, и ничего, — возразил ему другой — тот, что мне слышать совсем не хотелось.
