Крис замолчал, возникла нехорошая пауза, потому что Тед смотрел на нас как на сумасшедших. А потом его понесло.
— Черт, Крис, что за гребаная у тебя работа! Ты сам-то понял, что говоришь? Ты мне что, проповеди читаешь? Да у тебя замашки зануды Викторианской эпохи! Ты не имеешь ни малейшего представления о нашем браке. На самом деле все было не так, как казалось со стороны. Мы не были счастливы вместе, тебе понятно? Это была полная, прости, жопа, и мы ненавидели друг друга. И если уж честно, я просто не мог дождаться, когда она наконец умрет!
Глава одиннадцатая
Восемь вечера того же дня. На столе горят свечи. Мы с Крисом сидим друг против друга в ресторане при гостинице, что буквально в двух минутах ходьбы от нашего дома. Наша маленькая, удаленная от суеты деревушка насчитывает не более полутора десятков домов, расположенных вдоль дороги и до самой бухты. Когда-то вся эта земля относилась к поместью Портхэллоу (в прошлом — Портлу), внесенному в «Книгу Страшного суда»
[11].
У нас тут — ни магазинов, не забегаловок, зато тишина и никакого наплыва туристов. И еще тут есть шикарный особняк Портхэллоу, давно превращенный в небольшую гостиницу. Это настоящий подарок. Летний ресторан расположен прямо в саду, с видом на море. Зимой мы выбираем столик у камина — в уютном зале, обитом дубовыми панелями. А наш домик расположен как раз за гостиницей, и когда-то в нем жил управляющий поместьем.
Утро было слишком прохладным для июля, и мы с Крисом решили поужинать внутри. Том с Иви отправились верхней дорогой в Полперро. Им хотелось поесть пиццу или стейк с жареной картошкой — все это есть в кафе при гостинице «Крамплхорн». Так что мы с мужем наконец немного посидим вдвоем. Нам было о чем поговорить, но ни один из нас не решался начать разговор первым. Нет — это я не решалась. Потому что Крис хотел обсудить тему Теда и Элоиз. Я знала заранее, что его анализ будет безошибочным. Иногда нужен отстраненный взгляд, чтобы как-то объяснить все эти иррациональные выплески эмоций, сопутствующие семейной драме. Нужно уметь взглянуть на все сверху вниз. Это как северное сияние, холодное, но яркое, способное осветить самые темные уголки души.
— Тед, очевидно, в очень плохом состоянии, — сказал Крис. — Я готов помочь ему, но для этого он должен признать, что у него есть душевная проблема.
Я подавила раздражение.
— Его жена умерла от рака, а он говорит, что хотел ее смерти. Он выразился достаточно ясно. Разве это нормально?
— Конечно, нормально, Кэти. Потеря близкого человека приносит огромные мучения. Он настолько зол, что не в силах разобраться в своих эмоциях.
«Ну да, ну да», — мысленно усмехнулась я. У меня на этот счет другая идея. Тед действительно ненавидит Элоиз — и вовсе не потому, что она оставила его вдовцом с двумя маленькими детьми. Между ними что-то было не так, и дело вовсе не в ее болезни или в том, что Теду было тяжело. С какой радостью я бы отрешилась от этого. Ведь это не моя жизнь, не мое дело.
Но Элоиз не отпускает меня. Я устала от нее, а она хочет, чтобы именно я докопалась до правды.
Странное дело, но она не пришла ко мне прошлой ночью. Словно почувствовала, что мне нужна передышка. Я заслужила немного покоя.
Ну не дура ли я? С чего я взяла, что ее неугомонная душа будет заботиться о моем покое? Да я никто для нее — всего лишь инструмент. Она была движима моральным императивом, и это было связано с ее детьми, и больше ни с кем. Ее не волновали ни собственная мать, ни муж, и уж тем более я. Все ее помыслы были лишь о детях. И с какой стати она станет беспокоиться о моей персоне и о том, каких душевных страданий стоят мне такие «свидания» с ней.
Мне больше не нравилась Элоиз. Она как тигрица печется только о своих детях, все ее инстинкты направлены на спасение собственных чад любой ценой, даже ценой моего благополучия. Но ведь и у меня тоже есть дети, и они уже пострадали из-за того, что Элоиз вцепилась в меня мертвой хваткой. Мои дети получили очередную эмоциональную травму, когда я заболела. И хотя в моих снах я слышу этот крик, крик отчаяния моей подруги, для нее я всего лишь проводник ее воли, маленькая циферка в сложном мистическом уравнении, которое она пытается решить. Мою хрупкую психику она использует как канал, через который она проводит свою информацию. Одним словом, она просто использует меня. Причем я не вижу всей картины происходящего. Это как в Голливуде — кино снято, но еще не смонтировано. Как бы я ни дорожила памятью о своей покойной подруге, мне вовсе не хочется участвовать в этой неземной битве добра и зла, ставя под угрозу счастье собственных детей.
Так что вот. Чьи дети для меня важнее — твои или мои? Ответ очевиден.
В воскресенье мы с Крисом отправились в церковь. Дети продолжали нежиться в постели, но мы с мужем не сговариваясь начали собираться в Сент-Талланус. Эта небольшая кельтская церковь — центр духовного притяжения нашей деревни. В переводе с корнского языка «талланд» означает «святое место на холме». В полном соответствии с кельтскими традициями, Сент-Талланус построен возле ручья, бегущего вниз с горы прямо за кладбищенской стеной. История этого места окутана тайной, уходящей в давние времена. Говорят, что алтарь расположен ровно над тем местом, где пересекаются две «мировые линии»
[12]. И впрямь, коленопреклоненный прихожанин, погрузившись в молитву, испытывает тут необычайное благоговение и чувство сопричастности. Десять лет назад мы с Крисом обвенчались тут. До этого мы просто зарегистрировали свой брак, не считая себя людьми религиозными. Но потом мы стали заходить в Сент-Талланус. Там было так хорошо, так спокойно, что через четыре года после того, как мы купили дом в Корнуолле, мы захотели, чтобы наш брак получил церковное благословление. Чтобы наши обычные слова, сказанные друг другу прежде, в этом древнем месте, под святым покровом, превратились в таинство: мы будем любить друг друга в счастье и горе, пока смерть не разлучит нас.
Мы шли по кладбищенской аллее, а вокруг, с каждой могилы, взывали имена и судьбы умерших. Маленькие дети, молодые матери, которых смерть забрала во время родов. Контрабандисты и пираты, привозившие сюда по морю добычу и убитые ополченцами. А вот и свежий холмик, появившийся здесь около пяти месяцев назад. Могила Элоиз. В каждый свой приезд в Корнуолл она тоже ходила в церковь и всем сердцем полюбила это место — с его звенящей тишиной и покоем. Поэтому она хотела быть похороненной именно тут, чтобы душа ее могла видеть бесконечное море, распростертое на горизонте, чтобы пел и журчал для нее ручей возле кладбищенской стены. Поскольку земля на могиле еще не осела, она была без надгробного памятника. Зато здесь было море цветов — увядшие розы, пышные гирлянды розового клематиса. Я задумчиво смотрела на эти нежные, благоухающие цветы, под которыми, в глубине земли, была похоронена моя подруга… Ах, Элоиз, но почему ты так и не обрела долгожданного покоя? Здесь, на этом прекрасном деревенском кладбище, почему не утихла твоя душевная боль? Почему ты все еще мучаешься, будто не все дела доделаны и точка не поставлена? После всей боли, мучений и страхов почему не можешь ты забыться в тихой утробе земли? Ведь ты сделала все, что могла, и испытаниям пришел конец.
