Он смотрел на меня. На его лице читались злость и страдание. А потом он развернулся и пошел в сторону церкви, и все смотрели на нас, понимая, что оказались свидетелями ссоры. Я была в шоке — от того, что Крис сорвался на меня, и в словах его было столько желчи и ненависти. Никогда прежде он не обращался так со мной. Но я понимала, что он просто сказал мне правду — он был сыт мною по горло.
Я все шла и шла прочь от кладбища. Я больше не искала прекрасного юношу, не искала Элоиз. Я вдруг поняла, что осталась совершенно одна. Я довела Криса до предела его терпения. Он долго боролся за меня и во время депрессии, и во время моих навязчивых стенаний про Элоиз. Но он больше не мог идти на поводу того, что, в его представлении, было болезненной глупостью. Он сказал, что я просто эгоистка, требующая к себе слишком много внимания. Разве это так? Конечно, нет. Потому что все мои сны были для меня явью.
Я чувствовала себя подавленной. Для меня все было кончено, все умерло. Ну как я справлюсь без Криса с этими кошмарами, с этими еженощными видениями?
Поднявшись на холм, я миновала гостиницу и вышла на дорогу, идущую под уклон. Я медленно брела вдоль нашей изгороди, увитой клематисом, пока не уперлась в крыльцо нашего дома. Дети все еще спали. Я заварила себе чашку чая и вышла с ней на террасу. Меня вдруг ужасно потянуло на наш луг, смыкающийся с роскошным садом, — мы купили их втридорога одновременно с домом. К нам приходили баснословные счета, но мы ни разу не пожалели о своем выборе. Это был огромный кусок земли — целых три акра. Когда мы купили его, он был весь затянут японской гречихой, вымахавшей чуть ли не в человеческий рост, и приходилось буквально продираться сквозь нее, чтобы попасть к пруду в низовье луга. Мы пригласили специалистов по ландшафту, и они превратили эту землю в настоящий рай. А еще они расширили пруд и пристроили помост, с которого можно сойти в лодку и покататься в ней среди лилий и камышей.
Спустившись к пруду, я присела на скамейку возле деревянного столика. Как тут хорошо. Настолько бесконечно хорошо, что хочется умереть прямо тут, пока не ушло это прекрасное состояние покоя. Умереть, слившись с пейзажем. И пусть мой прах развеют над ивами, склоненными над водой. Я знаю точно только одно: я хотела бы упокоиться здесь, среди благословенной природы Корнуолла.
Подведем итог. Я осталась совершенно одна. Крис не выдержал моих мистических предчувствий. Я знаю, что, несмотря на гнев и обидные слова, он хочет, чтобы мы жили, как когда-то прежде. Плечом к плечу.
Мне повезло с мужем. Так отчего я упорно разрушаю свой брак ради того, чтобы разобраться во вполне ожидаемой смерти своей подруги.
Ответ закрался в мозг, как шипящая змея. Она шипела, а потом начала вещать голосом моего врача, тихим, спокойным и покровительственным: «Ты спрашиваешь, почему все так, Кэти? Да потому, что ты нездорова и живешь на антидепрессантах. Потому что большую часть времени ты пребываешь в отрыве от реальности, запершись в своем маленьком параноидальном мирке. Твое сознание вцепилось в смерть Элоиз — вполне себе обычную смерть, хоть это и грустно. Но ты зачем-то наделила сей факт мрачными и причудливыми деталями готического романа. Ты замкнула все это на материнском долге перед ее детьми — ведь во время болезни своих детей ты забросила. Это вымысел, и он нужен тебе, чтобы не думать о своем сумасшествии. Ну же, признайся себе честно. И тебе станет легче». Я подняла голову. И увидела ее.
Явственно. Ее — в красной юбке и с длинным шелковым шарфом на шее. Сначала она стояла далеко, на горизонте: ее силуэт был четко очерчен на фоне кладбищенской церкви. И вдруг, словно прозрачный переливчатый дымок, она перенеслась сюда, засияла над водой возле пристани, окутывая меня своим трагическим облаком неземной, магнетической красоты. Она, взыскующая любви и искупления. Сердце мое замерло в благоговении и страхе перед нею.
Заговорит ли она со мною? Расскажет ли, что произошло между ней и ее мужем?
Я первая обратилась к ней:
— Элоиз. — Голос мой дрожал от волнения. — Я вижу тебя теперь. Поговори со мной, прошу тебя. Пожалуйста, объясни, что происходит. Ты пугаешь меня своими появлениями. Что ты хочешь, чтобы я сделала для тебя?
— Прости, Кэти, что напугала тебя.
Господи, я опять слышу этот голос — мягкий и нежный, но преисполненный такой настоятельной решимости, которой я при жизни за ней не замечала.
— Прости, но у меня не было выбора. Там, где я теперь, меня обуревают чудовищные… минуты прозрения. Начинаешь видеть последствия своих поступков. Но ведь я уже умерла и ничего не могу исправить. Разве что дотянуться до друга, до такого человека, как ты, которому не все равно и который может помочь. И мне нужно, чтобы ты исправила за меня эту чудовищную путаницу, которой должна была заняться я, но уже не могу.
— Я не понимаю. Господи, Элли, я и во сне не понимала тебя. Ты говоришь загадками.
Да что же я делаю? Разговариваю с призраком? Сознание мое отказывалось верить. Окажись тут сейчас Крис, у него были бы все доказательства моей невменяемости.
— Я не могу рассказать тебе всего, Кэти. У меня недостает для этого сил. Я знаю, что только ты можешь помочь мне. Я отчетливо это видела. Я видела, что он натворит, если его не остановить. Выбор за тобой.
— Элоиз, это полное безумие. Я вовсе не слышу тебя. Ты просто — иллюзия, и это невыносимо. Ты таяла в моих снах, слабея, не в силах продолжить разговор. Откуда же у тебя хватило сил, чтобы прибыть сюда, в наши сады, чтобы прояснить все? А может быть, еще больше запутать, я и сама не знаю. Ну скажи, что ты просто мне привиделась сейчас. И что у меня очередной нервный срыв. Не молчи, ради бога, ты разрушаешь мое сознание.
Но Элоиз не отступила.
— Кэти, для тебя — это я. Вернее, то, что от меня осталось. Я и впрямь очень слаба, но во мне оставили немножко жизни, совсем ненадолго. Я собрала весь свой гнев, чтобы продержаться как можно дольше. Кэти, ты должна знать всю правду. Только ты сможешь помочь мне.
— Ну так расскажи, что мне нужно сделать. Больше никаких намеков, непонятных угроз. Скажи мне все как есть.
Что за нелепость? Моя связь с Элоиз состояла из обрывков разговоров и не несла в себе никакого смысла. Ну что она может сказать мне теперь? Разве что вещать о смерти, в очередной раз напугать меня?
Но дальше я удивилась услышанному.
— Ты уже видела Артура. Он и есть нить, связывающая меня с этой жизнью. Ты должна вернуться в Роузлэнд и поговорить с моей матерью. Ей известно почти все.
— Что это значит? Господи, Элоиз, ведь если ты сама знаешь все, к чему эта таинственность? Ты сейчас здесь, прямо передо мною. Так расскажи мне, не играй со мною. Я как будто в страшной сказке. А может, ты — всего лишь плод моего больного воображения? Тогда мои дела плохи, и я, действительно, схожу с ума.
Потом она исчезла. Еще бы. Я ведь подошла слишком близко, задала слишком много вопросов. Или же моя психика оказалась на грани, и остатки чувства самосохранения оттолкнули от меня назойливое эго моей подруги.
