Паша мотнул головой. Не будет он ни в чем признаваться. Ежу понятно, что дело шито белыми нитками. Ну, видели его на мосту, и что? Кто хронометрировал события? Кто видел, как он насиловал Ирку? Все обвинения строятся на ее заявлении, это, конечно, серьезно, но с Иркой можно как-то договориться. Или сама возьмется за ум. Она же человек, в конце концов…
* * *
Алик Сорокин разговаривал с каким-то старшим лейтенантом. Разговаривал по-дружески, улыбался, даже по плечу похлопал. А ведь он преступник. Только сегодня он взял и похитил Катю. Не изнасиловал, нет, но его дружки обращались с ней грубо. У нее синяки на ногах остались после разговора с ними… Сволочь он, этот Алик, подонок. Подлец, причем самоуверенный. Ничего не боится, с милицией на «ты». Ну да, время сейчас такое, у кого деньги, тот и прав. А Сорокины жили хорошо. Отец – большая шишка. У Алика новая «Волга», деньги, друзья. Опасные друзья. И сам он опасный.
Увидев его, Катя пожелала себе исчезнуть, раствориться в воздухе, лишь бы не попасться ему на глаза. Но стать невидимкой она не могла, поэтому свернула за дерево, за которым начинались кусты вдоль здания РОВД. Между стеной и кустами тянулась дорожка, по ней Катя и решила выйти к воротам.
Но вышла она на самого Алика.
Он перекрыл ей дорогу в самый последний момент, она едва не врезалась в него.
– А чего ты крадешься? – спросил он, вынимая из кармана пачку «Мальборо».
Такие парни, как он, советские сигареты не курят, для таких даже болгарские не в почете. Шелковая рубаха, широкие модные джинсы, ремень с большой пряжкой. Тяжелая золотая цепь под воротом, на пальце массивный перстень с камнем.
– Я не крадусь. Так короче, – зарделась Катя.
– В школу спешишь?
– Ну, надо в школу, – кивнула она.
– Поехали, подвезу.
– Нет, спасибо.
Алик вальяжно улыбался, но стоило Кате сказать «нет», как его губы зло скривились.
– Не понял.
– Да я пешком.
– Ты же обещала быть послушной.
– Я дала показания, – пожала плечами Катя.
Она рассказала, как было дело, всего-то. Пашу ни в чем не обвиняла, но так Алик и не просил. В сущности, она сделала все, что от нее требовалось. И теперь имела полное право спокойно ходить по улице.
– Я сказал тебе поехали, значит, поехали. Что здесь непонятного?
Он направился к воротам с таким видом, как будто Катя просто обязана была следовать за ним.
А она пошла, думая, как бы незаметно улизнуть.
Машина стояла сразу за воротами, в ней никого не было. Алик один, тем более он сядет за руль. Это значило, что никто не будет хватать ее за руки, раздвигать ноги.
– Давай, давай.
Катя успокаивала себя, но, когда она садилась в машину, у нее от страха закружилась голова.
– А чего такая пугливая? – с усмешкой спросил он.
– Да ничего…
– Сейчас я тебя насиловать не буду, – сказал он, тронув машину с места.
– Сейчас?
– Нет у тебя дяди генерала.
– И что?
– Никто за тебя не заступится.
– А заявление в милицию? – Катя робко кивнула через плечо.
– У меня все схвачено, мне ничего не будет. Не веришь?
– Нет, – осторожно сказала она.
– Давай проверим.
– Верю!
– И правильно делаешь. А то мало ли… Мама с папой домой ждут, не надо их огорчать.
– Не надо, – кивнула она.
– Умница, понимаешь.
– Понимаю.
– Вот я и говорю, что умница.
– Не думала, что ты такой урод.
Не должна была Катя так говорить, но нельзя было потакать Алику. Да, она его боялась, но жертвой своего страха быть не хотела. Поэтому просто обязана была называть вещи своими именами. Хотя бы для того, чтобы Алик не задирал нос.
– Что?! – Алик возмутился, но вместе с тем и восхитился.
– Ведешь себя как моральный урод.
– Ты еще поговори!
Катя хотела еще раз огрызнуться назло ему, но махнула рукой. Все, хватит.
– Ты должна знать, что шутки со мной плохи, – сказал он.
Катя молчала. Действительно, а о чем говорить с этим уродом? Спросить про Пашу, что его ждет? Но так Алик поднимет ее на смех. Еще и предательницей назовет. И в точку попадет. Она не врала на допросе, не преувеличивала, но все равно чувствовала себя так, будто на самом деле предала Пашу.
Ну не признался он ей в любви, ну и что? Может, он собирался это сделать. И она хороша. Потеряла голову, едва не оставила там же в кустах свою невинность… А голову потеряла от любви… Потому что влюбилась в Пашу. И дальше хотела его любить. И зачем она только послушалась Алика?
Алик подвез ее к школе, остановил машину. И его рука вдруг легла ей на коленку. Катя инстинктивно дернулась, хотела скинуть ее, но Алик больно сжал пальцы.
– Не брыкайся. И слушай сюда. Про Ирку ни слова! Не было ничего, поняла?
Катя кивнула. У нее и в мыслях не было разносить сплетни об Ирке. В глаза, да, в глаза ей хотела сказать пару ласковых слов, а трезвонить на всех углах – нет.
– И тебя никто не трогал.
– Не трогал, – эхом отозвалась она.
– Но еще не вечер, могут и тронуть, – коварно усмехнулся Алика.
– Достал!
– Я же сказал…
– Да иди ты!
Катя с силой схватила его за руку, сбросила со своей коленки, открыла дверь. Этот подонок загнал Пашу в угол, сделал ее своей сообщницей, и теперь она должна молчать в тряпочку? Как бы не так!
Она уже собиралась закрыть дверь, когда Алик спросил:
– А ты что, реально целка?
В ответ Катя с силой хлопнула дверью. И плевать, что подумает этот козел. Пусть догоняет, пусть хватает, пусть везет в лес. Если сможет… Легкой победы не будет. Катя глянула на осколок кирпича, который лежал на обочине дороги. Вспомнила, как физически слабый Аркаша обратил в бегство двух таких же, как Алик, отморозков. И она сможет защититься. И даже проломить Алику голову… Тут главное – не сдаваться. И не бояться.
Алик уехал, а Катя сквозняком пролетела через школьный двор. И вернулась в милицию. Она должна была сказать, что Паша бросился за ней сразу же, как только она ушла. Сказать, что не было у него времени надругаться над Иркой. Разве что только морально.
* * *
В камере с зарешеченной стеной, с видом на «дежурную часть» Паша провел несколько часов. И только затем его перевели в КПЗ, где уже по-настоящему пахло тюрьмой. Вернее, смердило.
