Взревев что было силы, женщина-голем нанесла третий удар, и колонна не выдержала. Она медленно зашаталась, осыпая на Шейлу оставшиеся филактерии, а потом резко завалилась набок. С громоподобным стоном падающая колонна ударилась о соседнюю, и та тоже рухнула. В падении она зацепила еще одну, и так продолжалось до тех пор, пока не обрушились все, кое-где прихватив с собой куски свода.
Винн и Евангелина попятились в зал, прикрывая лица от тучи пыли, которая хлынула, клубясь, из хранилища. Казалось, что вот-вот обрушится вся башня. Евангелина была ошарашена: размах разрушения был поистине впечатляющим.
Когда неимоверный грохот начал стихать, они заглянули туда, где совсем недавно располагалось хранилище филактерий. В темноте за клубами пыли мало что можно было разглядеть. Казалось невозможным, чтобы хоть что-то осталось здесь нетронутым… и чтобы женщина-голем уцелела в этой катастрофе. И тем не менее из глубины разоренного хранилища к ним приближалась знакомая исполинская фигура, громко хрустевшая разбитым стеклом.
Шейла вынырнула из облака пыли, с ног до головы осыпанная искрящимися осколками стекла… и широко ухмыльнулась.
– Это было на удивление приятно, – сообщила она.
Снизу по лестнице к ним приближался топот ног, сопровождавшийся громкими криками. Сюда бежали люди, и их было много.
Евангелина стиснула зубы, готовясь к бою. Сейчас прольется кровь.
У Коула затекли ноги. Он затаился во мраке, невдалеке от входа в темницы, и наблюдал за происходящим.
Будь он один, ему бы и вовсе не пришлось прятаться, но сейчас у него была спутница – женщина с коротко остриженными рыжими волосами, которую старуха назвала сестрой Лелианой. Слово «сестра», по всей вероятности, должно было означать «священница», но если так, то на священницу она ничуть не походила. Медная кольчуга, сапоги из черной кожи, почти доходившие до бедер, за спиной – вычурно изукрашенный лук. Коул никогда не видел лука с такой богатой отделкой. Судя по ее виду, в драке она чувствовала себя как рыба в воде. Разве бывают такие священницы? Об этом Коул понятия не имел.
С той минуты, как Евангелина и все остальные ушли, Коул и сестра не обменялись ни единым словом. Она сидела рядом на корточках, не сводя напряженного взгляда с храмовников. Коулу очень хотелось расспросить ее. Откуда она знает Винн? Знакома ли с Рисом? Он смутно помнил, что видел сестру рядом с женщиной в высокой шапке – в святом месте, где все пропахло благовониями; правда, тогда она выглядела совсем иначе.
Но разве это важно? Коул здесь не затем, чтобы спрашивать, а для спасения Риса. Тогда, в камере, Рис был совсем бледен и едва подавал признаки жизни. Его ранили в живот, и рана выглядела просто ужасно. Коул ничего не смыслил ни в снадобьях, ни в целительных заклинаниях, а то бы непременно попытался ему помочь. Если, пока он торчит здесь, Рис умрет…
Прошла, казалось, целая вечность, пока не случилось то, чего они ждали.
Сперва откуда-то сверху донесся звук, похожий на раскат грома, такой далекий, что Коул не был уверен, что ему не почудилось. Затем громыхание усилилось, и по по-толку пробежала дрожь. Комья слежавшейся пыли посыпались на пол, и храмовники тотчас всполошились. Они разом повскакивали, выхватив мечи, и принялись кричать друг на друга. Прежде чем они успели что-то предпринять, вниз по лестнице сбежал еще один храмовник. Он несся так, что едва не упал.
– На нас напали! – пронзительно закричал он.
– Напали? Кто? Где Лорд-Искатель?
– Не знаю!
Храмовники растерялись, и тут с высоты снова донесся грохот, только на сей раз это был взрыв. Он вывел храмовников из оцепенения. Один из них принял команду на себя. Приказав троим храмовникам остаться в темницах, он собрал прочих, и они сломя голову помчались к лестнице. Топот их удалялся, постепенно стихая, и тогда сестра наконец шевельнулась.
Она сняла со спины лук, наложила стрелу, но спускать тетиву не спешила. Лицо у нее было недовольное.
– Плохо, – пробормотала она. – Они оставили троих. Я надеялась, что их будет меньше.
– Разве трое – это много?
– Дело не в этом. Хватит и одного, чтобы привести в действие ловушки, а быстро прикончить всех троих будет… сложно.
Чуть заметно усмехнувшись, она подняла лук и, аккуратно прицелившись, натянула тетиву.
Коул положил руку ей на плечо.
– Я сам этим займусь, – сказал он.
Сестра глянула на него с любопытством, но возражать не стала. Коул встал. Никогда прежде он не поднимал руку на храмовника, но эти люди мешали ему спасти Риса, а Евангелина предупреждала, что времени у них будет немного.
Сжимая кинжал, Коул крадучись устремился по коридору к кордегардии. Он добрался до первого храмовника, немолодого солдата, который стоял неподалеку от входа. У него было загорелое, обветренное лицо, густые черные усы сбрызнуты сединой. Глядя сквозь Коула, храмовник беспокойно уставился на лестницу. При каждом отзвуке боя он вздрагивал.
– Еще один бунт, – проворчал он.
Храмовница с квадратной челюстью, в шлеме, который почти скрывал ее лицо, с отвращением помотала головой.
– Вот глупцы, – вздохнула она. – На сей раз Лорд-Искатель им этого не спустит. Могли бы уже понять, что дело безнадежное.
Пожилой храмовник лишь пробурчал что-то невразумительное. Коул неотрывно смотрел ему в глаза, стоя так близко, что явственно ощущал гнилой запах изо рта. Сосредоточившись, он коснулся затаившейся внутри него тьмы. И стиснул зубы, преодолевая страх, который нахлынул с этим прикосновением.
«Я не позволю, чтобы ты меня поглотила, – подумал он. – Рис – мой единственный друг во всем мире, и я сделаю все, чтобы его спасти. Все».
Коул поднял кинжал и осторожно приставил зазубренное острие к шее храмовника. Слегка надавил, и на коже проступила капелька крови… но храмовник даже не шелохнулся. Он упорно смотрел на лестницу.
«Ты не видишь меня». Коул погрузил кинжал в шею, и на нагрудник хлынула ярко-алая кровь. Глаза храмовника округлились, и он беззвучно охнул, хватаясь за горло. Кровь потекла быстрее, пятная его тунику и капая на пол. Поднеся к лицу перчатку, храмовник недоуменно уставился на нее. Затем в горле у него булькнуло, и он упал на одно колено.
«Ты не заметишь того, что я сделаю». Коул отошел от пожилого храмовника и двинулся к женщине. Он ощущал пелену, которая по его воле заволокла ее глаза. Женщина сопротивлялась ей, сама того не сознавая. Виски Коула пронзила мучительная боль.
«Ты меня не остановишь». Он приставил острие кинжала к ямке у горла женщины и всем весом налег на рукоять. Лезвие вошло глубоко. Женщина чуть слышно застонала, изо рта ее брызнула струйка крови. И однако она стояла как вкопанная, не в силах вынырнуть из черных вод забытья, которые накрыли ее с головой.
«Никто из вас меня не остановит». Коул, выдернув кинжал, смотрел, как женщина, зашатавшись, тяжело привалилась к стене. Меч выскользнул из ее рук и со стуком упал на пол. Она безуспешно пыталась зажать руками рану, из которой струей била кровь. Затем она обернулась к последнему храмовнику, протянула к нему дрожащую руку, силясь выкрикнуть предостережение… но с губ ее сорвался только сдавленный всхлип.
