Зал без окон, находившийся за дверью, был огромен. Шесть могучих колонн – пять по краям зала, одна в центре – высились до самого свода. Все они были выложены рядами хрупких стеклянных сосудов и окружены металлическими винтовыми лестницами. В каждом сосуде содержалось несколько капель крови, которую брали у всех магов при вступлении в Круг. Сосуды были насквозь пропитаны магией, и оттого кровь, хранившаяся в них, светилась. Со стороны казалось, что колонны покрыты сотнями и сотнями сумрачно сверкающих драгоценных камней, а свечение сосудов, сливаясь, озаряло зал зловещим багрянцем. Цветом запретной магии.
Евангелина терпеть не могла хранилище. Сосуды с кровью непрерывно вибрировали, и эта вибрация не столько слышалась, сколько ощущалась всей кожей. С каждой минутой, проведенной в этих стенах, ощущение усиливалось и в итоге едва не сводило с ума. В представлении Евангелины, филактерии были слишком близки к магии крови, но поскольку орден считал их полезными, он и не возражал против существования филактерий. Толика ханжества во имя благой цели.
Первый Чародей Эдмонд стоял рядом с Евангелиной, взирая на колонны с откровенным отвращением. Старческой морщинистой рукой он потер лоб и лишь тогда обнаружил, что храмовница наблюдает за ним.
– Рис – славный малый, – проговорил он, словно отвечая на незаданный вопрос.
– Ты и про Жанно сказал бы то же самое?
– Нет, хотя сомневаюсь, что ты мне поверишь.
– И правильно делаешь.
Евангелина подошла к центральной колонне, потрогала металлическую лестницу, которая обвивала ее, – просто убедиться в прочности последней. Казалось немыслимым, чтобы такая субтильная конструкция выдержала вес человека, если он решит подняться на самый верх, но до сих пор узкие ступеньки ни разу даже не прогнулись у нее под ногами. И все равно она неизменно – ради собственного спокойствия – ощупывала лестницу.
Евангелина осторожно начала подъем. Она заметила, что некоторые сосуды перестали светиться. Обычно это означало, что маг, чья кровь помещена в сосуд, умер. Надо будет предложить, чтобы Усмиренные изъяли ненужные филактерии, – давненько здесь, как видно, не наводили порядок. Впрочем, к кому она обратится с этим предложением? К Лорду-Искателю? Евангелина сильно сомневалась, что этого человека интересуют такие мелочи, как повседневное управление делами башни.
Филактерия чародея Риса нашлась примерно посередине колонны. Хотя так и значилось в описи, Евангелина для страховки проверила рунический знак на сосуде. Она нередко задумывалась, способны ли ошибаться Усмиренные, которые занимаются ведением описей. Усмиренные, как правило, нечеловечески методичны и, поскольку их не обуревают страсти, считаются благонадежными… но не слишком ли храмовники на них полагаются? Все эти люди когда-то были магами, и хотя у них не осталось прежних чувств, кто знает, может быть, когда-то случится так, что и Усмиренный восстанет против ордена.
Церковь всегда утверждала, что это невозможно. Правда, Церковь некогда считала немыслимым и мятеж магов.
– Что же, нам теперь вовсе запрещено покидать свои комнаты? – спросил снизу Первый Чародей. – Магам всегда разрешали свободно перемещаться в пределах башни. Нельзя же почти начисто лишить человека свободы, а потом отбирать жалкие остатки и надеяться, что он просто исчезнет.
– Потому что иначе взбунтуется? Как взбунтовались в Киркволле? – Голос Евангелины прозвучал излишне раздраженно. Спускаясь с филактерией по лестнице, она постаралась взять себя в руки. – Условия там, уж поверь, были куда суровей здешних. Если вспомнить, чем все это закончилось, то даже ты, надеюсь, согласишься, что сравнения неуместны.
Первый Чародей пожал плечами:
– Покушение на жизнь Верховной Жрицы, спору нет, чудовищная глупость. Я прошу одного – чтобы за это не пришлось расплачиваться всем нам.
Евангелина сошла с лестницы и повернулась к нему:
– Вполне возможно, что чародей Рис вовсе не замешан в этом деле. Что, если сейчас он валяется где-то с ножом в груди, потому что кто-то другой решил таким образом прикрыть свою вину? Нравится вам это или нет, но храмовники нужны и для того, чтобы защищать магов.
– Даже если эта защита нас убивает? – Старик рассеянно махнул рукой, предупреждая резкую отповедь храмовницы. – Извини. Время позднее. Ты нашла то, что искала?
– Да.
– Тогда пойдем отсюда.
Они вышли из хранилища, и Евангелина отпустила Первого Чародея. Без единого слова он заковылял вниз по лестнице, а часовой со смиренным видом закрыл за спиной Евангелины дверь. Он явно разрывался между двумя стремлениями – притвориться, будто ничего особенного не случилось, и подлизаться к старшей по чину. Евангелина решила, что еще задаст ему жару.
Она поднесла к глазам филактерию и внимательно ее осмотрела. «Ну что же, проверим, куда ты девался». Сосредоточившись, Евангелина направила на сосуд с кровью лучик энергии. Алое свечение запульсировало, а затем медленно набрало силу.
Стало быть, Рис еще в башне. Уже легче.
Евангелина двинулась вниз по лестнице, ни на миг не отрывая глаз от сосуда. Чем ниже она спускалась, тем ярче светилась кровь. Это не помогало найти Риса, зато подсказывало, что она движется в нужную сторону, – и так Евангелина, минуя ярусы со спальнями магов, установила, что пропавший чародей находится еще ниже. Стало быть, он воспользовался тайным ходом, если только часовой в общем зале не отошел от своего поста дальше, нежели утверждал.
Она шла и шла по сумрачным коридорам башни, и зловещее свечение филактерии освещало ей путь. Во внутреннем дворе, где обычно упражнялись храмовники, сейчас не было ни души. Тишина царила и в безлюдной часовне, лишь Вечный Пламень, пылавший в священной жаровне, свидетельствовал о том, что сюда все-таки приходят молиться. Евангелина была совершенно одна и не слышала вокруг ни единого звука, кроме эха собственных шагов.
Наконец филактерия привела ее ко спуску в Яму. Правду говоря, в этом не было ничего неожиданного. Если чародей и впрямь так близко, как показывает яркое свечение крови, а на жилых ярусах его нет, то где еще ему ошиваться, как не в Яме?
Первым делом Евангелина направилась в темницы. И не потому, что надеялась отыскать там Риса, – филактерия, что и понятно, с ней согласилась, – а потому, что не собиралась в одиночку отправляться на поиски опасного (вполне вероятно) мага, не предупредив никого о своих намерениях. Недавнее происшествие на дворцовом балу еще раз напомнило ей, что даже один-единственный маг может оказаться довольно грозным противником.
Темницы были отвратительным местом. Остались они с тех времен, когда башня еще не принадлежала Церкви, но служила укрепленной резиденцией императора Кордилия Драккона. Именно он основал Церковь в те давние смутные времена, когда повсюду множились уродливые культы и бесновалась еще не укрощенная магия. Евангелина подозревала, что когда-то в темницах не было ни одной пустой камеры и старинная пыточная тоже не простаивала без дела. Храмовница содрогалась при мысли, что орудия пыток, до сих пор пылившиеся там, снова будут пущены в ход.
