Порой, двигаясь вслед за отрядом, Коул выходил на самую середину дороги в надежде, что Рис оглянется и хоть что-нибудь сделает. Часто путники уезжали так далеко вперед, что казались лишь точкой в зыбкой дали, и всякий раз, когда они исчезали за склоном холма, Коула охватывала тревога. Что, если они свернули с дороги, а он этого не заметил? Что, если он затеряется и сгинет здесь навсегда?
А потом окрестности изменились. Земля стала сухой, затем обратилась в лиловый песок – и ничего больше не было вокруг, кроме этого песка да ветра. Странное запустение царило вокруг, словно весь мир умер и попросту иссох, рассыпавшись в пыль. В одиноком завывании ветра звучали боль и опустошенность; горестная эта песня терзала сердце Коула. Ему в голову не приходило, что на свете существуют подобные места… и что кто-то может отправиться туда добровольно.
Одно хорошо: теперь стало гораздо проще следовать за Рисом и его спутницами. Лошади брели куда медленней, и хотя завеса песчаных вихрей мешала Коулу разглядеть путников, за ними оставался отчетливый след. Правда, его быстро заносило песком, но Коулу и того хватало.
И еще в этом краю были странные твари. Темные создания, рыскавшие в укромных уголках. Коул их не видел, да и не рвался увидеть… однако опасался, что твари могут заметить его. Первая ночь в пустыне была ужасна: до рассвета он укрывался в скальной расселине, стуча зубами от невыносимого холода. Темнота была так непроглядна, что казалось, вот-вот поглотит его целиком.
Но гораздо хуже была музыка. Коул не знал, что она такое, но доносилась мелодия как будто из дальнего далека. Музыка звала его, и в этом зове не было ничего приятного, а лишь повелительный тон, от которого чаще билось сердце и кровь кипела в жилах. Темные твари – те, что рыскали по пустыне, – внимали призыву. Коул не знал, откуда ему это известно, зато чуял, как где-то в отдалении твари вытягивают шеи и вздымают когтистые лапы навстречу зову.
Он уткнул голову между колен и зажал уши. Когда стали слышны другие звуки – шум боя, грохот и взрывы заклинаний, – Коул задрожал всем телом. Где-то вдалеке кричал от боли Рис, но Коул не тронулся с места. Он чувствовал себя трусом. Тьма, царившая вокруг его укрытия, была слишком страшна. Повсюду рыскали твари. Если бы Коул мог прямо сейчас убежать и вернуться в башню, он бы так и сделал.
В какой-то момент безмерная усталость оказалась сильнее страха. Нельзя сказать, что Коул по-настоящему заснул, – скорее, то был поток странных видений. Воспоминания всколыхнулись в нем, будто открылись, источая гной, старые раны. Он видел чьи-то лица, но не знал, почему они наводят на него такой страх. Он где-то прятался, но не в расселине между скал… в другом месте, где было темно и тесно, где-то в невероятно далеком прошлом. Всем сердцем он жаждал одного – выбраться оттуда. И бежать.
А потом Коул очнулся. Все та же музыка запустила незримое щупальце в темные глубины его грез и безжалостно выволокла его на свет. Снова задул ветер, и вместо того, чтобы тотчас забеспокоиться о судьбе Риса, Коул мысленно повторял: «Я жив». Он был счастлив… и совершенно один.
Коул выбрался из расселины, весь облепленный песком, с затекшими руками и ногами… и остолбенел. Шагах в десяти от него стояла одна из тех самых тварей. Внешне она походила на человека, но на самом деле, конечно, это был не человек. Вернее, человеческое существо, которого нечто злое и темное пожирало изнутри до тех пор, покуда сама тьма не исторглась из него, сочась в окружающий мир. И это существо вдруг пришло в движение. Развернулось и вперило в Коула жуткий взгляд стеклянистых глаз, омерзительных окон, за которыми маячило истерзанное вечной мýкой бытие.
Меньше всего на свете Коулу хотелось, чтобы его увидела именно эта тварь.
Миг спустя чудовищное создание мучительно медленно, но все же отвело взгляд. Значит, оно смотрело не на Коула… точнее, не видело его. Зато чуяло запах.
Тварь принюхалась, а затем издала сиплое шипение. И шагнула к камням, у которых застыл Коул. Руки его медленно потянулись к висевшему на поясе кинжалу. Он не хотел обнажать оружие. До поры. Еще один шаг – и у него уже не останется выбора. А потом… потом появятся другие твари. Они узнают, что произошло.
И вновь Коула спасла странная музыка. Внезапно она набрала силу, и вместе с ней усилился ветер. На миг, всего лишь на краткий миг сквозь пелену серых туч пробился лучик солнца – и тварь скорчилась, словно от боли. Затем торопливо вскарабкалась на камни, метнулась прочь и… исчезла.
Понять, в какую сторону направились Рис и его спутницы, было нелегко. Коул отыскал их маленький лагерь у подножия железной вышки, которая торчала из песка, как великанский костлявый палец, и издалека привлекла его внимание, – вот только ветер к тому времени успел занести почти все следы. Судя по тому немногому, что осталось, совсем недавно – вероятно, прошлой ночью – вокруг лагеря топталось немало ног. Коул ощутил полное бессилие.
И тогда он сделал единственное, что ему оставалось: двинулся вдоль края гигантской пропасти. То была настоящая рана в плоти мира. Много веков назад неведомая сила расколола в этом месте землю и выпустила на волю нечто темное, до сих пор витавшее в воздухе, словно дым от погасшего костра. Вид пропасти повергал Коула в трепет, рядом с этой громадой он чувствовал себя ничтожным червем, и близость бездны изрядно страшила его. Однако выбора не было. Рис пока что ехал в том же направлении, и Коул волей-неволей должен был следовать за ним.
Тогда-то он и увидел крепость, которая возвышалась на самом краю бездны. Возле крепости обнаружились верховые храмовники. Они отирались у ворот и, прикладываясь к флягам, громко хохотали над шутками друг друга. Некоторые оказались знакомы Коулу – в том числе Большеносый. Почему здесь оказались храмовники, Коул понятия не имел. Они же не ехали сюда вместе с Рисом.
Не обращая внимания на всадников, он осторожно двинулся через внутренний двор, заваленный обломками дерева и металла. Крепость ему не понравилась. Здесь присутствовало… нечто. Музыка с наступлением дня стихла, но теперь ее сменил шепот. Бесплотный голос бормотал что-то в самое ухо Коула так тихо, что было не различить ни слова, но достаточно внятно, чтобы ему стало не по себе. Все это место пропиталось дыханием смерти, и дело было не только в груде обугленных трупов, от которых Коул старательно отводил взгляд. Ужас впечатался в самые камни крепости, да так явственно, словно этот оттиск появился не далее чем вчера.
И зачем только Рису вздумалось отправиться сюда?
Во внутреннем дворе стояли кони под седлами, а это значило, что Рис ушел в донжон… но как давно это случилось? Коул двинулся туда же, содрогнулся, переступая порог. Нашептывания зазвучали настойчивей. «Бойся!» – велели призрачные голоса, и Коул дрожал от страха.
Хуже того – здесь, внутри, тоже не было ничего, указывающего путь. Ни голосов, ни отзвука шагов – ничего. Коул ждал, лихорадочно потирая руки, чтобы хоть немного их согреть.
– Рис! – позвал он громко.
«Рис!.. Рис!.. Рис!..» – откликнулось эхо.
