– Ты!
– На меня можешь не смотреть, – твёрдо произнёс старший близнец. – И на брата тоже. Мы с тобой договариваться не собираемся.
– Это ещё почему?
– Потому что наша доля не пересматривается ни при каких обстоятельствах.
– Это ещё почему?
– Тебя что, заклинило?
Маманя ошалело посмотрела на дерзких шасов – она не ожидала, что хлипкие брюнеты осмелятся столь нагло с ней спорить, и атаку попыталась продолжить Штанина. Юная Гнилич очень хотела показать себя, особенно на камеру, вот и вклинилась в разговор.
– Вы тут здесь у нас вообще не забывайтесь! – завопила она, размахивая тощими конечностями. – Вы нам все должны! За всё должны! За все репрессии должны! Вы нас обманывали сотни лет, так что теперь вам платить и каяться, убийцам! Платить и каяться!
– Прекрасно, – прошептал Жуций. – Очень эмоционально.
Однако шасы, к огромному разочарованию конца, оказались готовы к подключению излишне деловой Штанины.
– Слушай, это ты вчера бегала по Форту и кричала, что излечила сифилис? – презрительно осведомился Майно.
– Триппер, – машинально поправила его Гнилич, обрывочно припомнив детали прошлого вечера.
– Пересядь чуть дальше, – распорядился Лебра. – У меня новая, очень ревнивая девушка, не хочу ничего подцепить.
У Штанины задёргался парик.
– Если триппер, то, скорее всего, Бушприт нашкодил, – добил глупую девицу одноглазый. – Больше некому. – И широко улыбнулся: – Где он тебя подловил?
В ответ оскорблённая Гнилич разразилась матерными воплями.
– Это тоже вырезать, – распорядился Жуций, который уже понял, что его протеже рано общаться с шасами на тему денег. А возможно, они никогда до этого не созреют.
– Делиться будете? – в последний раз поинтересовалась Маманя.
– Мы не амёбы, – хихикнул Лебра.
– Ещё раз сюда притащитесь – отключим «Барыгу», и станете снова к Урбеку бегать, – холодно заявил Майно.
– Ну и будем.
– А Урбек с «ЭлектроБарыгой» в доле, и вряд ли ему понравится, если вы опять начнете отираться на его складе.
– Дядя Урбек говорил, что без вас воздух чище, – добавил Лебра. И не менее резко, чем Маманя пару минут назад, бросил: – Теперь всё понятно?!
– Понятно, – буркнула тётка Дурич, отворачиваясь от камеры.
– Не слышу, – повысил голос старший близнец.
Великий фюрер хохотнул и сделал глоток виски. Лебра посмотрел на цифры вчерашнего дохода и приятно улыбнулся.
– Думаете, прижали? – злобно ощерилась Маманя.
– Не думаем, а знаем.
Тётка повернулась к одноглазому.
– Тогда поговорим с тобой…
– И со мной говорить не нафо, – отрезал тот, хорошо запомнив манеру поведения компаньонов. – В «ЭлектроБарыге» фругих акционеров не буфет!
– Ты что, шас?
– Шас не шас, но шас как прикажу вас повесить…
– То есть ты против королевы?
Но Кувалда уже придумал, как парировать обвинения в измене:
– А что, королева буфет плакать, если я тебя повешу?
– Что?
– То, что слышала, – продолжил напирать великий фюрер. – Буфешь слишком возникать – завтра же у Фуричей появится новый уйбуй в юбке. А королева фаже не узнает, что в команфе случилась замена… Или ты фумаешь, она вас в лицо различает, фур крашеных?
Это был нокаут.
– Зря ты так, – пробубнил Лебра, но тихо, чтобы женщины не услышали. – Этого они тебе не простят.
Однако сейчас великому фюреру было плевать на предупреждения: он наслаждался происходящим так же, как Майно несколько минут назад. Гендерный маятник Красных Шапок качнулся в обратную сторону.
– То есть ты нам денег тоже не дашь? – прищурилась Маманя.
– И не нафейся.
– Посмотрим! – И тётка Дурич обиженным бульдозером вылетела из кабинета.
– Пожалеешь, папа, – прошипела Сопля.
– Как ты меня назвала?
Одноглазый хотел швырнуть в наглую малолетку что-нибудь тяжёлое, но та успела вовремя покинуть кабинет. Уходящая последней Штанина продемонстрировала присутствующим средний палец и с силой захлопнула дверь перед носом оператора, едва не разбив дорогостоящую камеру.
– Женщины, – вздохнул Лебра.
– Тебе виднее, – хмыкнул Майно.
– Да, с ними тяжело.
– Что фелать буфем? – попытался влиться в разговор Кувалда, но услышал прохладное:
– У тебя проблемы, ты и думай.
– Но к деньгам их лучше не подпускать.
– Это понятно.
Братья посмотрели на унылого фюрера, поняли, что в лысой голове вождя нет ни единой подходящей мысли, переглянулись, и Лебра произнёс:
– Уговори зелёных отменить этот идиотский указ. Иначе наплачешься.
Одноглазый обдумал совет и кивнул:
– Наверное, нафо.
И тяжело вздохнул.
* * *
Москва, Средний Овчинниковский переулок,
6 июля, среда, 16:21
Несмотря на вопли Птиция о том, что он крайне занят, безумно занят, немыслимо занят и не в силах уделять «этим бестолковым наёмникам столько времени, сколько они требуют», торопиться Артём и Кортес не стали. Сытно и вкусно пообедали – на поварах в «Ящеррице» не экономили, поскольку управляющий считал вкусную еду лучшим обрамлением шоу, – поговорили о погоде, политике, экономике и видах на грибы в этом году, чем довели конца до белого каления, и лишь после этого приступили к работе. Кортес взял клубный «Мерседес», на котором охранники развозили по домам припозднившихся клиентов, и поехал в «Тиградком», в главную телекоммуникационную компанию Тайного Города, специалисты которой, умело смешивающие магию и технологии, могли провести идеальный поиск объекта с применением всех существующих современных средств. А Птиций и Артём на внедорожнике наёмников отправились в Замоскворечье, где ушлый конец повстречал очаровавшую его девушку.
– Здесь! – крикнул управляющий, когда машина оказалась примерно посередине переулка. – Я видел её здесь!
И огляделся с таким видом, словно чаровница должна вот-вот появиться вновь.
– Точно? – прищурился наёмник, останавливая внедорожник.
– Абсолютно, – конец уверенно ткнул пальцем в проход между двумя домами: – Она вышла оттуда.
«Со стороны Большого Овчинниковского, – машинально отметил Артём. – Похоже, Кортес не ошибся».
А вслух спросил:
– Девушка была одна?
– Да.
– И появилась примерно в половине четвёртого?
