Ландро выпрямился, налил два стакана воды и сел на другой стул. Эммалайн почувствовала внезапный приступ страха, вызванный исходом, который еще недавно был вполне вероятен. Она выпила воды и закрыла глаза. Эммалайн увидела заводь с коричневыми камышовыми султанчиками, илистое дно, непонятно, мелкое или глубокое. Она увидела уток, плавающих взад и вперед. Увидела себя и Ландро рядом. Она увидела их обоих, вместе переходящих реку вброд.
* * *
Когда отец Трэвис вернулся в церковь, поговорив с Питером Равичем и заставив его прочитать отчет коронера, он застал там нового священника. Тот был одет в затейливое средневековое одеяние с цепочкой вместо пояса, а его туфли более походили на домашние тапочки. Он был молод, свеж и принадлежал к новообразованному ордену. У него были нежная гладкая кожа, румяные, как яблоки, щеки, яркие васильковые глаза и светло-каштановые коротко подстриженные волосы. К поразительно высокому голосу нового священника нельзя было не прислушаться.
— Полагаю, вы отец Трэвис, — сказал он.
На его лице появилась хмурая улыбка, щеки зарделись.
— Полагаю, что да, — ответил отец Трэвис.
— Я отец Дик Бонер.
«О нет», — подумал отец Трэвис.
— Я прибыл вам на замену, — пояснил отец Бонер.
— Здесь вам следует именоваться Ричард, — посоветовал отец Трэвис.
— Дик — мое полное имя, — с жаром пояснил новый священник.
— Да, конечно, — отозвался отец Трэвис.
— Скоро здесь все изменится, — заявил отец Бонер, краснея еще сильней. — Субботняя месса должна была начаться десять минут назад.
— Значит, вы опоздали, — съязвил отец Трэвис.
* * *
Отец Трэвис пошел паковать свои скудные пожитки. В свое время он приехал с двумя жесткими чемоданами. Однако, укладывая вещи, он обнаружил, что за последнее время избавился от всего лишнего. Теперь вещей хватило лишь на один чемодан. Все наличные деньги хранились в сумке, спрятанной за снимающейся потолочной плиткой. Он позвонил Рэндаллу Лафурнэ, который ездил в Фарго каждую неделю, и договорился, что отправится вместе с ним. Отец Трэвис решил сойти в одном из городков, где останавливается «Эмпайр Билдер»
[259], купить на него билет, проехать через Фарго, Миннеаполис и Чикаго, сменить поезд и отправиться дальше на восток, после чего пересесть на идущий на юг автобус и на нем добраться до Северной Каролины, а точнее, до Джексонвилла, рядом с которым расположен лагерь Кэмп-Леджен. Он пройдет по бульвару среди деревьев
[260], посаженных в честь павших морпехов. Навестит мемориальную стену
[261] и прикоснется к вырезанным на ней именам.
Когда отец Трэвис складывал одежду, он вдруг осознал, что у него, собственно, очень мало денег. Зазвонил телефон. Он позволил ему трезвонить, а затем внезапно схватил трубку. Нервное возбуждение перелилось через край, наполняя его смехом.
— Гребаный солдат Бога слушает! Чем могу быть полезен?
Человек на другом конце линии оказался индейцем, который засмеялся вместе с ним и повесил трубку. Смирись и терпи, сам виноват, говорил он себе, но кровь стучала в висках, и сердце готово было взорваться. Он сел на кровать, обхватил голову руками. Потом снова подумал о деньгах. Через некоторое время отец Трэвис встал и тяжелым взглядом окинул последние вещи, разложенные на кровати. Он взял блузку, которую Эммалайн дала ему по его просьбе, приложил к лицу, а затем бросил в чемодан. Потом защелкнул замок. Чемодан был большой, тускло-красного цвета.
Гости
В добрый путь!
Джозетт и Сноу хотели устроить Холлису большой праздник с тремя тортами по поводу окончания школы. Они решили, что для этого им нужен двор с цветником. Учитель английского Джозетт разрешил ей взять из класса карминную герань. Джозетт пересадила школьные цветы в землю и посеяла семена ноготков, которые Холлис собрал прошлой осенью и сохранил для нее. Она разбросала семена травы по утрамбованной волейбольной площадке. Сноу купила шланг для уличного крана и попыталась поливать ее, но семена кружились в струях воды и слипались в комки.
— Думаю, землю следовало получше вскопать, — сказал Кучи, глядя на все это критическим взглядом.
— Мы по природе охотники-собиратели, — сказала Джозетт. — Сельское хозяйство не входит в число наших традиций.
— Неверно, — возразила Сноу. — Мы исторически выращивали картофель, бобы и тыквы. У нас были свои семена и прочее. Мы изобрели кукурузу.
— И назвали ее маисом, — произнесла Джозетт многозначительно и сделала паузу. — Выходит, мы утратили традиции.
— Это произошло только в нашей семье, — возразил Кучи. — У многих индейцев есть цветники. Цветник был даже у бабушки. Вон там.
В указанном направлении качали на ветру головами буйные сорняки. Может, среди них и были цветы, но они не распустились, а девочки не умели различать их по листьям. Джозетт и Сноу скорбно смотрели на брошенную землю.
— Может, вынести коврики?
— Нет, — возразила Джозетт. — Мне нужна лужайка. Черт побери. Пойду поговорю с Мэгги. У ее мамы потрясающая лужайка. Почему бы не попросить разрешения устроиться на ней?
— Папа и мама знают, как сделать газон, — вмешался Кучи.
— У них нет времени. А точней, у них склонность к прокрастинации, — произнесла Джозетт немного помпезно. Она всегда вела себя так с Кучи, демонстрируя словарный запас и понимание ситуации. Он был ее младшим братом, поэтому она никогда не упускала случая прочитать ему лекцию.
— Для них это не главное. Однако если мы хотим устроить для Холлиса праздник с барбекю, не стоит проводить его на голой волейбольной площадке.
— Понятное дело, — буркнул Кучи, наблюдая, как сестра идет прочь, и крикнул ей вслед: — До свиданья, профессор Задница!
Джозетт прошла целую милю по шоссе, а затем свернула на подъездную дорожку, ведущую к дому Равичей. Пес трижды гавкнул, но потом узнал ее и побежал навстречу, опустив голову и виляя хвостом. Мэгги с Лароузом чем-то занимались во дворе. Увидев Джозетт, они побросали на землю свои тяпки. Лароуз подбежал к сестре.
— Привет, — поздоровалась Джозетт.
