Она трогательно закряхтела и принялась терпеливо висеть в моих руках.
Оказываясь в таком положении, собака всегда делается покорной. Я ткнулся носом в её макушку. Поворошил, чтобы почувствовать тёплый запах.
Люблю сунуть нос в её макушку. Когда она стоит лапами на земле, это сделать непросто – собака вертит головой, норовя меня лизнуть. В висячем состоянии она смирная.
2
Что, если бросить её в чан?
Туда, где пень и сто пятьдесят литров растительного греются на восьми синих цветках.
Нежность к собаке так распирает, что хочется что-то с ней вытворить.
А чан тут как тут.
◆
Я мотнул головой, чтобы стряхнуть мыслишку.
И поскорее поставил собаку на землю.
От греха.
Едва обретя под лапами твёрдую почву, собака снова залаяла на сарай.
Её привлекло окошко.
Обычно собака облаивает стрекоз или мух, на сарай она никогда прежде голос не поднимала.
3
Подойдя ближе, я увидел птицу.
Залетев в сарай через распахнутую дверь, она бьётся в стекло.
◆
Я решил совершить доброе дело и вошёл в сарай.
Я принялся шугать птицу к выходу.
Пернатое истерично заметалось, выбирая любые направления, кроме ведущего к свободе.
Разок птица даже уцепилась за притолоку, но, вместо того чтобы выпорхнуть вон, рванулась обратно вглубь помещения.
Рванулась… ещё есть слово «метнуться».
Я мог бы написать «птица метнулась».
В старомодной советской прозе такие слова любили. Там все постоянно норовили куда-нибудь рвануться или метнуться. Будто нельзя передвигаться степенно и с достоинством.
◆
И всё-таки однокоренной глагол от «метнуться» мне пригодится.
Проявив неожиданную сметливость и хлопая крыльями, птица… та-дам… метнула из-под хвоста кляксу и была такова.
Я скосил глаза, чтобы увидеть, как от плеча и до самого леопарда меня рассекла белая зловонная жижа.
Благодарность божьей твари. Отплатила как могла. Теперь разбогатею.
◆
Я покинул сарай со смесью светлого удовлетворения и гадливости.
Обычное чувство после благородного поступка.
4
Я посмотрел на дом.
Дом был очень красив.
Лучи светила, восходящего с обратной его стороны, разбиваясь о него, превращались в нимб.
Дом возвышался, и очертания его дрожали в зыбком ореоле.
◆
Поплескав на себя из бочки, я отёр руку о леопарда, взял телефон, оставленный на ступенях террасы, и стал ходить туда-сюда вдоль опушки, примериваясь.
Так, чтобы крышу не зарезать.
И чтобы флигель поместился.
Пришлось шагнуть под берёзы и сосны.
Ещё шаг.
Вот.
Всё помещается. Раз, два…
А это ещё кто?
На террасе.
Не плотник.
Плотник – вон он.
И не печник…
◆
Я убрал телефон и посмотрел на дом и террасу невооружённым взглядом.
Всё на месте, никого лишнего.
Солнце поднималось над крышей, лучи слепили.
◆
Снова навёл телефон.
Опять на террасе какой-то тип.
Против света не разобрать.
Да ещё и собака рядом.
Моя собака.
Увидела меня.
Увидела и залаяла.
◆
Я убрал телефон.
Пустая терраса, плотник копошится, собака лежит на террасе.
5
Я зачем-то обернулся. Посмотрел во все стороны. Никто надо мной не подшучивает? Впрочем, как?
Решился подойти к террасе.
К тому месту, где только что видел неизвестного.
Телефон тем временем уснул.
Я разбудил его четырёхзначным кодом.
Год войны с Наполеоном.
Опять посмотрел через телефон на то место.
И увидел.
Прямо перед собой.
А чего я ждал?
◆
Подошёл плотник.
– Ты чего, малыш?
Я поднял телефон, выпавший из рук.
– Так… что-то.
Глава 11
1
Пора раскутывать Кисоньку.
Я снова в доме.
Печник куда-то подевался.
А чашку оставил на столе. Нет, чтоб помыть или хотя бы убрать в раковину.
Поднимаюсь по лестнице.
Лестница цвета Кисонькиных губ – коралловая.
Запылённый каменный пол отражает глянцевые блики, массивный музыкальный инструмент кокетливо мерцает из-под полиэтиленового покрывала.
Деревянные балки поддерживают далёкий потолок.
Потолок поделён на жёлтые кессоны, в каждом белый лепной цветок.
Из центрального свисает раскидистая люстра с цветными леденчатыми плафонами.
Несколько столиков-пней, словно пучок грибов, торчат на балконе перед спальнями второго этажа. Другие пни, отваренные в масле и отполированные, дублёные и ярко-жёлтые, самодовольно поблёскивают в углах обеденного зала.
◆
Вдоль спален тянется балкон.
Стена увешана картинами.
На картинах лес, лиственно-хвойные валы.
За перилами балкона провал обеденного зала.
В провале люстра с леденчатыми плафонами.
Внизу стол с грязной чашкой печника.
2
Послышался скрип.
Я остановился.
Прислушался.
Снова скрипнуло, но в другой стороне.
Я тронул стену.
Деревянные брусы явно не прочь вырваться, но их крепко приколотили.
Брусы поскрипывают, но сбежать не могут.
В трубах вода. Воду гонит давление и удерживают краны. Давят со всех сторон. Вода томится сразу во всех трубах, перед всеми закрытыми кранами, как бык в загоне перед ареной.
В трубах отопления по кругу бегает тосол.
Ему некуда деться.
Тосол отчаянно пульсирует в трубах, ухает в батареях.
