Несколько лет назад он осел здесь, в этом небольшом посёлке на Байкале, где летом местных жителей, пожалуй, гораздо меньше, чем дачников: художников, литераторов, преподавателей вузов…
Да, как-то так вот сложилось, что именно в этот посёлок у истока Ангары приезжают в основном люди творческие. Дачники из городов Ангарска, Иркутска, Шелехова, расположенных не так далеко от Байкала, поселяются обычно на всё лето. С детьми, внуками. А к ним, в свою очередь на недельку, на пару дней, из разных городов и весей приезжают их друзья, знакомые, знакомые знакомых. Всё шумит, бурлит, смеётся!
К первому сентября, когда в школах и вузах начинается новый учебный год, посёлок заметно редеет. И у магазина – этом неизменном месте встречи, уже редко встретишь знакомого приятеля. И не зацепишься, как бывало летом, языком, рассуждая о новых публикациях в областном литературном журнале «Сибирь», в котором, кстати, в июне появился и твой рассказ. А если собеседник не литератор, а художник, то ты можешь узнать много нового о предстоящих в городе выставках, о том, какие картины написались летом и в начале осени. Бывает, что после такого разговора следует приглашение на собственную персональную выставку, которая планируется в областном художественном музее на конец года, в декабре, любимом моём месяце…
И если в сентябре, художники, хоть и урывками, всё же наезжают в посёлок, схватить последние краски осени, то к октябрю на горе мы с Евгением остаёмся почти всегда одни.
Правда, если позволяет расписание занятий в университете, где работает ещё один наш «ближайший сосед по имению», профессор Александр Станиславович Маджаров, преподающий студентам историю, то он вырывается сюда на несколько дней. В основном для того, чтобы порыбачить, побродить по берегу Байкала с удочкой, заодно собирая интересные камешки, коряжки для своих необычных будущих картин – инсталляций. Или обдумывая сюжет нового рассказа. Или мурлыча тревожащую его новую мелодию ещё не родившейся песни на свои или чужие стихи.
Кроме песен, написанных на слова Марины Цветаевой, Петра Вегина, Ростислава Филиппова, Татьяны Ясниковой, Сергея Корбута – очень и не очень известных поэтов, есть у него несколько песен и на мои стихи. Не знаю как кому – мне эти песни нравятся. Так же как нравятся его чудесные инсталляции, составленные из подручного материала: чаячьего пера, обработанных волнами стёкляшек и камушков, причудливой формы деревяшек, вылизанных ветром и водой. Эти его поделки выставлялись в Иркутске на двух-трёх персональных выставках в Доме литераторов, в музее-усадьбе княгини Волконской. И имели успех. Особенно отчего-то подобные небольшие картинки нравятся улыбчивым японцам, охотно их покупающим. Может быть потому, что они сделаны из природного материала, которого так мало на японских островах…
Одна из таких инсталляций «У истока Ангары», подаренная автором, есть и у меня в этом доме…
Так вот, когда приезжает Маджаров и ему удаётся за целый день ходьбы по берегу поймать хотя бы нескольких небольших хайрюзков, неизменно следует приглашение на ужин. Мы собираемся вечером у него, едим вкусную жареную рыбу, пьём пиво или водку. А частенько и то и другое. Слушаем его рассказы о поездке в Италию или Испанию (каждое лето они с женой посещают недели на две какую-нибудь европейскую страну) или – его новые песни.
Если же собираемся у Евгения – Джексона Канады (так отчего-то прозвали его местные жители), то слушаем обычно джаз. У него большая коллекция таких мелодий. Он любит подобную музыку. Приучил к ней и нас. И под неё так приятно небольшими глотками пить холодное пиво. Но всё-таки, может быть, и не во всём совершенные, песни Маджарова мне нравятся больше. Возможно от того, что пишутся они, в основном, на стихи наших знакомых иркутских поэтов… Впрочем, у Джексона тоже хорошо, у него дом более уютный и обихоженный. Ведь он живёт здесь почти постоянно. Правда, я с трудом могу себе представить, как здесь, на горе, совсем одному жить зимой… Вот и неделю назад, когда на несколько дней приезжал Маджаров, в первый вечер мы собирались у Евгения. Во-первых, потому что Александр весь день провёл на рыбалке и не протопил в доме печь, отчего там было прохладно. Во-вторых, он ничего не поймал, а у Евгения была копчёная рыба. И, в-третьих, кроме рыбы, Евгений обещал нас «угостить» новыми джазовыми импровизациями какого-то знаменитого негритянского исполнителя, которые ему недавно откуда-то прислали друзья.
Музыка была действительно очень хорошая. Более того, с исполнителем Евгений был немного знаком. Он встречался с ним не то в Штатах, не то в Мексике, не то в Канаде…
Страсть к путешествиям сохранилась у него до сих пор. И он то вдруг откочует на весь охотничий сезон по добыче пушнины в Тофаларию, заключив с промхозом договор, как штатный охотник. То вдруг сорвётся среди зимы в Тайланд, позагорать и покупаться там вволю.
У Джексона большая, как ходовая рубка огромного корабля, веранда с чудесным видом на Байкал. И слушая негромкие джазовые импровизации, так приятно смотреть на закатное солнце, недобрый осенний блеск серой байкальской воды, на синие, с белыми снежными вершинами горы на том, далёком, противоположном берегу. И, кажется, что ты плывёшь по неизведанным морям, куда-то в неизведанные дали, на белоснежном корабле. И даже чувствуешь, как дом слегка покачивается и дрожит. Не то от внезапных порывов злого ветра, не то от перекатывающихся внизу волн, способных, кажется, вот-вот достать своими холодными брызгами и это уютное человеческое обиталище.
– Трое в лодке, – задумчиво произносит Маджаров, примерный семьянин, всегда, даже на даче, элегантно одетый и смотрящий куда-то в неведомую даль. И непонятно, то ли он видит сейчас солнечную Испанию, в которой побывал с женой нынешним летом, то ли смотрит на суровые, холодные скалы, отстоящие от нас на сорок километров, на том берегу Байкала.
– Не считая собаки, – добавляет к его фразе Джексон. Разведенец и волк-одиночка, по его же собственному определению, у ног которого и в самом деле лежит его собака Ася. Белая охотничья лайка.
– Джером Клапка Джером, – уточняю я, как литератор. И вот уже почти полтора года как вдовец. Оттого-то мы теперь не так часто собираемся у меня в доме. Ведь прежде там всегда хозяйничала хлебосольная, очень добрая и предельно искренняя жена моя Наталья. И очень многое до сих пор напоминает о ней. Её кухонный фартук, прихватка-рукавичка, её научные и религиозные книги на полочке под лестницей, ведущей с веранды на второй этаж, её фотографии, в том числе и с Асей, на нашем крылечке…
Обычно Евгений не запускает собаку в дом, но сегодня он добр, и Ася, эта красивая, умная собака, составляет нам компанию. Единственная «дама» в нашем мужском обществе. Причём, как и всякая настоящая промысловая лайка, она добра и приветлива со всеми, особенно с приятелями своего хозяина, который сейчас со своим хвостиком волос позади головы, стянутым у его основания цветной резинкой, с седой ухоженной, короткой бородой и устремлённым вдаль взглядом, так напоминает пирата, увидевшего наконец-то купеческое судно, которое можно легко ограбить.
Что же касается Аси, если бы она научилась брать с бывающих здесь летом туристов деньги, то наверняка бы сказочно разбогатела. Поскольку любой из них, забравшийся на гору, норовит сфотографировать не только чудесный вид, открывающийся отсюда, но и Асю, у которой всегда такая белая, упругая, приятная на ощупь шёрсть и такая приветливая «улыбка». И я уверен, что её фотографии есть и в Германии, и в Японии, и в Питере, и в Москве… Одним словом, везде, откуда летом прибывают на Байкал туристы.
