Кларк как будто не собиралась отвечать, и за нее заговорил Фриарс.
– Все так, но в девятнадцать лет Лео Уиллерс сломал во время игры в регби правую ступню. Нам разрешили посмотреть его тогдашние рентгеновские снимки: вторая и третья плюсневые кости были жестоко повреждены. На наших рентгеновских снимках все цело. Никаких старых переломов, никаких костных мозолей. Ничего.
– Вот что, Джулиан, – Тон Кларк был явно раздраженным, – я уверена, доктор Хантер не нуждается в том, чтобы ему все это втолковывали.
Я не нуждался и теперь понял причину ее плохого настроения. Расхождения в размере обуви не определяющий фактор, но кости лгать не умеют. Перелом оставляет костную мозоль в том месте, где срастаются две поверхности. Она остается на долгие годы, а если кость срастается неправильно, это заметно на рентгене. Таким образом, если стопа принадлежит выловленному у форта телу, это может означать только одно.
Обнаруженный труп – не Лео Уиллерс.
– Вскрытие что-нибудь выявило? – спросил я, позабыв на мгновение о своем смущении из-за того, что не попал на него.
– Никакого «дымящегося пистолета», если вы это имеете в виду. Разумеется, кроме того, который снес ему затылок. – Фриарс, судя по всему, вновь обрел чувство юмора. – В трахее и легких пены не обнаружено, что позволило бы предположить, что человек утонул. Можно смело утверждать, что он угодил в воду уже неживым. Входное отверстие контактное или почти контактное. На том, что осталось от челюсти, видны ожоги от сгоревшего пороха, и по характеру раны можно судить, что дробины летели очень близко друг к другу. Ни одна из них не задержалась в черепе, поэтому я не могу судить об их истинном размере.
– Но дуло все же находилось не в самом рту? – спросил я.
Патологоанатом холодно улыбнулся.
– Нет. Иначе снесло бы еще больше черепа, что, я уверен, вам известно.
Я это знал: если бы ствол во время выстрела находился во рту, давление газов разнесло бы вдребезги черепную коробку.
– Это существенно? – поинтересовалась Кларк.
– Зависит от обстоятельств, – ответил Фриарс. – Доктор Хантер мучается сомнениями, не было ли это самоубийством. Вопрос техники. Я угадал?
– Ему потребовалось бы перевернуть ружье и в таком положении дотянуться до спускового крючка, – объяснил я старшему следователю. – Если ствол находился у губ, а не во рту, пришлось бы тянуться дальше.
– Мы запросили у оружейника сведения о длине ствола, – нетерпеливо вставила старший следователь. – Пропавшее ружье – это сделанное на заказ «Мобри», так что у них должны быть размеры и его руки.
– А что с траекторией? – спросил я. Стало еще очевиднее, насколько она была пологой. Выходное отверстие находилось в нижней части затылка, а не в макушке, что предполагало горизонтальное расположение оружие перед лицом. Не так, чтобы упереть прикладом в пол и направить вверх.
– Все говорит о том, что ружье находилось перед ним, – заключил Фриарс. – Во время выстрела он скорее стоял, чем сидел, или опустился на колени.
– Или в него выстрелил кто-то другой, – заметил я.
Самоубийство было лишь рабочей теорией до тех пор, пока считалось, что тело принадлежит Лео Уиллерсу – этому недостойному и находившемуся в состоянии депрессии подозреваемому в расследовании дела об убийстве. Если труп не его – это совершенно меняет ситуацию.
– Я сказал, что рана могла быть нанесена самому себе, но это не факт, – недовольно заметил патологоанатом. – Это очевидно из моего заключения вскрытия. О чем бы вы знали, если бы присутствовали на нем.
– Хорошо, пошли дальше, – поторопила Кларк. – Что еще мы имеем?
– Как обстоят дела с обнаруженным во рту кусочком металла? – поинтересовался я. – Вы сказали, что ни одна из дробин не задержалась в черепе. Что же это такое?
– Это? – Фриарс поднял глаза на Кларк, и та кивнула. Он взял со скамьи пакетик с уликой. – Знаете, что это такое?
Я и раньше не был уверен, что это частица дроби, а теперь убедился. В пакетике находился слегка деформированный с одной стороны маленький стальной шарик примерно пяти миллиметров в диаметре. Нет, не деформированный. Посмотрев на свет, я решил, что от него что-то оторвано.
– Бусинка с языка из нержавеющей стали. – Я возвратил пакетик. Мне и раньше приходилось заниматься элементами пирсинга – исследовать, как стальные колечки, штифты и бусинки перемещаются в теле по мере того, как разлагаются ткани.
– «Гантелька» в язык, – Фриарс выглядел огорошенным. – Во всяком случае, ее часть. Остальное вынесло наружу дробью. Не скажешь, чтобы восходящий политик стал устраивать себе подобные украшения.
– По тому, что нам известно, прежде чем застрелиться, он решил превратиться в панка, – вздохнула Кларк. – Хотя мы также не можем утверждать, что бусинка находилась в языке. Пока тело плавало, ее могло занести в рот вместе с другим мусором.
– Маловероятно, – начал патологоанатом, но она его прервала:
– Мне нет дела до того, что вероятно, а что нет. Мне надо знать наверняка. Абсолютно наверняка. Сэр Стивен Уиллерс решил, что это его сын, и требует официального подтверждения. Что бы я ему ни ответила, я должна быть уверена в своей правоте.
– Есть еще что-нибудь ценного в медицинской карте? – спросил я. Ланди вчера сказал, что у них не было к ней доступа, но оказалось, что они видели рентгеновские снимки сломанной ступни. Если сэр Уиллерс дал все-таки разрешение, возможно, в медицинской карте его сына есть нечто такое, что поможет установлению личности.
– Неизвестно, – мотнула головой Кларк. – Сэр Стивен согласился лишь на то, чтобы нам показали рентгеновские снимки. И то это больше походило на попытку выдоить из козла молока. Для ознакомления с медицинской картой необходимо постановление суда, но если это не его сын, какие у нас на то основания?
– Смешно, – удивился я. – Казалось, что может быть важнее, чем помочь установить личность сына?
– Ума не приложу. Но что бы там ни было, это нам никак не поможет. Сэр Стивен дал ясно понять: он будет бороться до последнего, чтобы не допустить нас к документам.
– В таком случае придется ждать результатов анализа ДНК, – пожал плечами Фриарс. – Извините, больше я ничего не могу предпринять.
Его слова были встречены молчанием. Кое-что обдумывая, я повернулся снова взглянуть на ступню. Кларк заметила.
– Доктор Хантер?
Я чуть помедлил.
– Полагаю, вы взяли образцы ДНК не только тела, но также ступни?
Старший следователь взглянула на патологоанатома. Тот еще больше насупился.
– Естественно. Но результаты получим только через несколько дней. Старшему следователю Кларк требуется ясность быстрее.
Разработаны новые методы анализа ДНК, позволяющие получить результат в течение нескольких часов. Они могут революционизировать дело установления личности. Но пока они не получили широкого распространения, приходится полагаться на старые, медленные.
