– Поль и я. Возможно, Хиро убил нас всех, а потом повесился.
– Возможно многое. Отдохни.
– Нет, нужно поговорить. Сейчас самое подходящее время, – сказал он, садясь и свешивая ноги с кровати.
– Как раз самое неподходящее, – ответила Джоанна, плюхаясь на табурет.
– Мы еще не избавились от тел? – спросил Вольфганг.
Джоанна застонала. Она совсем забыла об этом биологически опасном кошмаре, который они бросили в коридоре, когда Хиро напал на Марию.
– Идем, – сказал Вольфганг.
* * *
Тела лежали там, где они их оставили, у большой двери рециклера, на пороге. Неужели прошло всего несколько часов? Хотя тела лежали в мешках, коридор уже наполнило зловоние.
С небрежностью, выросшей из столетнего опыта, они с Вольфгангом заносили очередное обнаженное тело в шлюз, бесцеремонно сваливали на пол и шли за следующим. Мешки для тел они оставили: не было причины впустую выбрасывать их.
Вольфганг слегка морщился от запаха.
– Если бы я мог вернуться в прошлое и как следует вздуть того, кто решил, что на корабле не нужен нормальный морг…
Он не закончил угрозу: они бросили тело Хиро, последнее, рядом с остальными.
Выйдя, они закрыли внутреннюю дверь и открыли дверь рециклера. Пол опустился, и тела полетели к внешнему кольцу.
Джоанна повернулась и пошла обратно, в медицинский отсек. Вольфганг задержался у окошка на двери. Внутри снова поднялся пустой пол. Губы Вольфганга шевелились.
– Вольфганг? Все нормально? – спросила Джоанна.
– Да, – ответил он, догоняя ее.
– Ты словно молился, – сказала она.
Он покраснел, остро сознавая бледность своей кожи, и ответил:
– Это первые клоны, чью смерть я оплакиваю. Для всех нас они чужие. Странное чувство.
Вольфганг? Оплакивает?
– Ты о чем? – спросила она.
– Похоже на настоящую смерть. И мне кажется неуважением просто выбросить их в рециклер.
Джоанна нахмурилась. Он был прав – эта смерть казалась настоящей.
– Мы – закрытая система, Вольфганг. Мы не можем из-за сентиментальности терять ресурсы.
– Да, и, вероятно, эта сентиментальность вызвана стрессом, – сказал он, подбирая мешки для тел. – Их нужно очистить.
– Брось их в секцию клонирования – с извинением. Мария вычистит.
– Это ее работа, – напомнил Вольфганг.
– Не думаю, что в описание ее работы входит устранение биологической опасности.
– Наверно, Катрина хотела сделать очистку видом наказания, – сказал Вольфганг, догоняя Джоанну. – Но устала ждать, пока ее кто-нибудь достаточно рассердит.
– Разве за последние несколько дней мы все не попали в эту категорию? – спросила Джоанна. – Ну, может, кроме меня.
– Ты не позволяешь ей убить предшественницу, – напомнил Вольфганг.
– Справедливо.
Она приложила ключ-карту к сенсору двери, и та открылась. Хиро, новая капитан и старая капитан лежали в прежнем положении. Джоанна проверила их показатели и удовлетворенно кивнула.
Следующей их остановкой стала секция клонирования, чтобы оставить там мешки. Они помахали Марии, давая знать, что пришли. Мария нерешительно помахала в ответ.
Дальше они пошли в театр, комнату отдыха, о которой у них не было возможности даже подумать с тех пор, как они проснулись. Утонули в мягких креслах и посидели молча.
Джоанна гадала, не уснул ли Вольфганг, но тут он заговорил, не открывая глаз:
– Сколько жизней у тебя было?
– Сейчас шестая, – ответила Джоанна. – Я родилась в 2147 году и поступила на медицинский факультет; это была моя первая профессия.
– Ты никогда не хотела, чтобы хакеры обеспечили твоему следующему клону здоровые ноги?
Джоанна вздохнула. Этот вопрос возникал всегда.
– Я родилась с редкой формой тетраамелии – из-за нее дети рождаются с отсутствующими или изуродованными конечностями. Иногда это вызвано травмой во время беременности, но мое заболевание – генетическое. До принятия кодицилов у меня была одна жизнь с модифицированными ногами, но мой следующий клон вернулся к исходной форме.
– Почему?
– Были приняты Кодицилы. И они этого не предусматривали, – сказала она. – А откуда вопросы?
– Я понял, что мало о тебе знаю. Ты старше, чем я думал. Даже старше меня. Ты когда-нибудь училась быть хакером?
– Нет.
– Прожила шесть жизней и все время была врачом? – спросил Вольфганг.
Она откинулась в кресле.
– Насколько мне известно, номер пять была врачом, но большую часть ее жизни я забыла. Эта жизнь у меня всего несколько дней, но, думаю, можно сказать – да. То включалась, то выключалась из процесса.
Джоанна была рада, что покончено с одним рядом неприятных вопросов, но опасалась, что начнется другой.
– А когда выключилась?
– Была на госслужбе, работала волонтером, способствовала развитию техники клонирования в самых бедных странах. Много путешествовала.
– На Луне бывала? – спросил Вольфганг, открывая глаза.
Джоанна нахмурилась.
– Нет. Впервые побывала, только когда поднялась на борт «Дормире».
– До того как ты стала клоном, у тебя были причины не любить клонов или отвергать их?
Джоанна чуть улыбнулась.
– Ты не обращаешь внимания на даты. Я родилась в 2147 году – когда я была молодой женщиной, клонирование людей все еще оставалось волнующей новостью. Никаких мятежей, никаких анафем – ничего из того, что было потом.
Вольфганг уставился на нее.
– Ты из самых первых? Я думал, что такие, как ты, все давно ушли в горы и стали богатыми отшельниками, которым наскучили дети Земли.
– Не все. Некоторые из нас хотели помочь.
– Значит, ты знакома со всеми знаменитыми клонами той поры? С докторами Гриндстафф и Келли, с Салли Миньон?
Джоанна рассмеялась.
– Но я вовсе не сидела на школьной скамье вместе с нобелевскими лауреатами, создавшими клонирование. Однажды на конференции познакомилась с доктором Гриндстафф. Она выступала с докладом, и у нее не было времени на болтовню. С Келли я никогда не встречалась. С Миньон знакома.
– А знала кого-нибудь из экипажа «Дормире» до полета?
– Все меньше похоже на попытку получше меня узнать и все больше – на допрос, – сказала Джоанна. – Я не знала никого из экипажа. И уже сказала, что была знакома с Миньон.
Ее вдруг осенило.
