Ему впервые сказали это в лицо, но он не смутился:
– А что, это может изменить мои планы?
– На самом деле не может.
Он приободрился. Тогда Мадам Ли уселась на край одной из каменных ванн и сложила руки на животе, словно собираясь отдохнуть.
– Если хочешь узнать ответ на свой вопрос, тебе придется совершить длинное путешествие. Ты готов?
– Я уже так много путешествовал, что для меня это не проблема. Куда я должен ехать?
– В одной из долин Южного Китая, в провинции Юньнань, живет очень древний народ. Если отправишься туда, найдешь то, что ищешь.
– А почему? Что такое происходит в этой провинции?
– Каждый год, по весне, там поют горы.
28
Гузман проехал тысячи километров, он потратил тридцать пять дней на то, чтобы добраться до места, и ровно столько же ему было нужно, чтобы вернуться. До большого бала в испанском посольстве оставалось еще три месяца.
Долина, о которой говорила Мадам Ли, была затеряна в горах. В ней обитала древняя народность мяо, известная еще как хмонг. Они жили в горах и благодаря обособленности сохранили свои традиции, уберегая их и от жестокости завоевателей, и от веяний современной цивилизации.
Гузман ехал на коне по дну узкого ущелья, где было всегда темно, потому что солнечный свет туда не проникал, застревая где-то наверху.
И вдруг в конце тесной горловины его глазам открылась ярко-зеленая долина, зажатая горами. Проводник-китаец указал на пейзаж с тем выражением лица, которое на всех языках означает одно: «Мы на месте».
Стояла весна, и вся природа окрасилась в изумрудные тона.
Гузман решил отпраздновать момент и закурить, но вдруг застыл с поднесенной к сигарете спичкой. Его отвлекло и поразило невесть откуда зазвучавшее пение.
Чей-то сильный и чистый голос выводил подвижную и в то же время меланхолическую мелодию. Шел этот голос от находившейся слева горы. Он сбегал вниз по склону, как невидимый ручей, и, отдаваясь эхом, растекался по долине, нигде не встречая преград.
Голос смолк так же внезапно, как и зазвучал.
Прошло несколько секунд полной тишины, и другая гора, справа, ответила своей песней: медленной, полной сердечного томления. Ее звуки, поднявшись высоко-высоко, падали на землю хрустальным дождем.
Язык певцов был непонятен, но смысл уловить мог бы любой человек: это были слова любви.
Придя в восторг, Гузман направил коня к первой же деревне, открывшейся на равнине. Музыка голосов сопровождала его до самой околицы. Жители с любопытством его разглядывали, но никто не отваживался подойти к чужеземцу.
Тогда Гузман принялся спрашивать местных жителей, понимают ли они его. Он повторял одну и ту же фразу на всех языках, какие знал, пока какой-то старик не ответил ему по-французски.
Его звали Сяо Бао Ши. У него были морщинистые руки и глаза, по которым возраст не определишь.
Гузман спросил его, что за голоса исходят от гор. Старый Сяо Бао Ши был рад ответить, потому что в деревне все уже знали эту историю и его никто больше не спрашивал. И Гузман лишний раз отметил про себя: чтобы сделать человека счастливым, надо дать ему возможность что-то рассказать.
Сяо Бао Ши поведал, что каждую весну деревенские юноши поднимаются высоко в горы, чтобы спеть песню женщинам, которых избрали для большой любви на всю оставшуюся жизнь. И спускаются только тогда, когда слышат ответную песнь избранницы.
– Иногда они уходят до конца лета. И многие не возвращаются, там и остаются умирать, – рассказывал Сяо Бао Ши. – Их толкает на это не стыд, что они потерпели неудачу, а осознание пустоты и бессмысленности всех дней, что им теперь предстоит прожить без возлюбленной.
Сяо Бао Ши разъяснил Гузману, что всю зиму юноши проводят, оттачивая свои песнопения, тщательно отбирая слова и интонации.
– И в каждую фразу, как в рамку, вставлено имя девушки. Но она не знает, кто поет для нее.
Гузман взглянул на него вопросительно.
И тогда старик уточнил:
– В других культурах выбирают друг друга не так. Там имеют значение внешность, вес в обществе, семейный достаток. Но мы, горные хмонги, выбираем себе спутников и спутниц только пением. Нам не важно, красивый человек или нет, главное – чтобы он умел петь, потому что только так он может выразить свою любовь. Слишком красивые любят только себя, – мудро заключил Сяо Бао Ши.
Последняя фраза очень ободрила Гузмана.
И тут он увидел девушку, набиравшую воду в кувшин. Она подставила кувшин под струю и закрыла глаза, а губы ее шепотом повторяли слова песни, что лилась с гор. И Гузман почувствовал: ему выпала привилегия первым услышать, каков будет ее ответ.
Это будет «да».
– Я понял, – сказал он старику. – Спасибо. А теперь мне надо ехать.
Он уже вскочил в седло, но передумал и снова спешился.
– А здесь у всех гор уже есть имена?
– У всех, – ответил Сяо Бао Ши.
– Жаль.
И, не тратя больше ни секунды даже на отдых, он вновь пустился в путь. Ему нужен был музыкант. И не просто музыкант, а музыкант-изобретатель.
29
Отыскать Дардамеля оказалось делом нелегким. Прошло целых двадцать девять драгоценных дней, прежде чем Гузман обнаружил его в Женеве, где он пытался пристроить театральному импресарио свое очередное изобретение.
– И что будет на этот раз? – спросил Гузман, когда они пили кофе в привокзальном кафе.
– Моторизованный ксилофон.
Они обменялись взглядами, но комментариев не последовало.
– Мне нужна твоя помощь, – сказал Гузман.
И он рассказал историю о загадочной девушке, о Большом бале и о том, что задумал приготовить для нее, совсем ее не зная и даже ни разу с ней не поговорив.
– Может, у нее, кроме красоты, ничего нет, – заметил Дардамель. – Может, она дура. Об этом ты подумал? Тогда для чего так стараться?
Ему вовсе не хотелось умерять восторги Гузмана. Просто, как настоящий друг, он пытался сделать ему прививку известной доли реализма.
– Так в том-то все и дело, неужели ты не понимаешь? – оборвал его Гузман. – Из всех завоеваний для мужчины самое волнующее – женское сердце. Я много поездил по миру, пережил множество приключений, я встречал необыкновенных людей, но самое потрясающее событие еще впереди, хотя оно и кажется неосуществимым.
Дардамель рассудил, что разговор забрел куда-то не туда.
– Ну а как ты все это увяжешь с историей с именем?
– И в самом деле, я об этом пока не думал, – согласился Гузман, сразу помрачнев, – но в свое время этим займусь. Сейчас мне нужно другое.
