– Я укрепил свою решимость и отвагу, я успокоил своё сердце…
Тут Платон остановился и, улыбнувшись как-то совсем беспомощно, добавил:
– Я иду во дворец… Пешком… И без оружия… С одним испаханским кинжалом в подарок, завёрнутым в драгоценную ткань.
Капитан молчал. Он стоял, заложив пальцы рук за кушак, и покачивался с пяток на носки.
– Надеюсь, ты понимаешь, что мы все – против? – спросил доктор Легг у Платона.
– Да, понимаю, но только так я могу решить вопрос, который мучает меня очень давно, – ответил Платон и глянул на капитана.
Капитан молчал, а потом, вообще, повернулся и быстро ушёл. Удручённый Платон проводил его взглядом и вышел из покоев. Он направился к эмиру Сиди Ахмед Тадж-аль-Мулуку и скоро подошёл к его дворцу.
****
Не надо думать, что дворец эмира Сиди Ахмед Тадж-аль-Мулука был зданием, по красоте подобным беломраморному Тадж-Махалу, а по роскоши и благоустройству – дворцам халифов и вельмож сказочного Багдада аббасидского времени.
Нет, эмир молодого адрарского государства жил в своём старом доме, но, правда, за крепостной стеной и рвом. И Платон знал, что внутри в доме есть внутренний купол с богатейшей ажурной резьбой, колонны с пышными коринфскими капителями и покрытые тончайшей резьбой и позолотой стрельчатые мраморные арки. Потому что, как было принято в Магрибе, вся красота этого дворца заключалась в его внутреннем убранстве.
Перед воротами во дворец Платон, – или будем сейчас называть Платона его настоящим именем, – Мугаффаль Абу-л-Фарах остановился и, не говоря ни слова, посмотрел на стражу. И тут же дворцовые ворота открылись перед ним. Его никто не сопровождал, но принц знал, куда надо идти, потому что ходил здесь и прежде.
Он толкнул двери в тронный зал, шагнул и в растерянности замер на месте. Он боялся увидеть зал, полный придворных, окруживших своего великолепного чернобородого повелителя. Он страшился, что его бросят ниц, готовился, что его схватят и уведут к палачам – ничего этого не было. Зал был пуст, а под высоким шатром, украшенным жемчугом и драгоценными камнями, на мраморном троне, стоящем на четырёх слоновьих бивнях, сидел эмир – седой смуглый старик. И ударила в сердце принца острая жалость, и ноги его сами собой подкосились, и упал он на колени, склонив голову и положив своё подношение рядом.
Вскоре эмир заговорил, и голос его был твёрд и властен:
– Дошло до меня, о, прекрасный принц, что ты под своим именем вот уже неделю находишься в моей стране.
– О, великий эмир! – выговорил принц и смолк.
– Дошло до меня, о, прекрасный принц, что ты вот уже три дня находишься в моём городе. И ты до сих пор не пришёл ко мне, – голос эмира звенел в гулком просторе зала.
– Я не смел… Но мечтал об этой встрече, – ответил принц.
Его голос стих, и под куполом повисла тишина.
– Ты стал взрослым и сильным, – сказал эмир чуть слышно.
– Да, великий эмир, – как эхо, ответил принц.
– Ты стал высоким и красивым, – сказал эмир.
– Да, великий эмир, – так же чуть слышно ответил принц.
– И раньше ты говорил мне: «Отец!» – Голос эмира окреп, но в словах сквозила горечь.
Принц не ответил, но посмотрел на эмира глазами, полными слёз.
– Я относился к тебе, как к сыну.
– Да, отец.
– Я сделал тебя настоящим воином – стойким, терпеливым, готовым к любым невзгодам.
– Да, отец.
– Я научил тебя великодушию, щедрости, доблести и верности данному слову…
– Да, отец.
– И так ты отблагодарил меня? – Голос эмира взлетел до высот и тут же упал до шёпота, когда он добавил: – Я казнил ту изменницу…
– Но, отец! Между нами не было ничего, – голос принца был тих, но твёрд.
– Ты лжёшь! – воскликнул эмир, вставая. – Прошло много времени, и обида моя утихла, и не жжёт уже сердце калёным железом. Не отпирайся же хоть теперь!.. Васим* видел вас не единожды.
– Ах, мой красивый брат видел нас! – В голосе принца зазвучал сарказм. – Так он сказал? И вы поверили? Как я поверил ему, что он вам всё объяснит, и скрылся в каменоломне… Но меня там схватили и продали в рабство!
Губы эмира дрогнули. Он медленно опустился на трон.
– Мне тяжело это слышать. И трудно в это поверить. Но я счастлив видеть тебя, – прошептал он, снова встал и простёр руки к принцу. – Иди же и обними меня!
И принц разрыдался, и бросился к приёмному отцу, и они обнялись, и долго стояли так, пока их слёзы не смешались. Потом в зал, мягко ступая, вошёл вельможа и кашлянул. Принц Мугаф отошёл, а вельможа приблизился к эмиру и зашептал ему что-то на ухо.
Эмир улыбнулся и объяснил:
– Мой начальник стражи докладывает, что перед воротами дворца стоят вооружённые люди, которые принесли паланкин с женщиной. Эти люди говорят, что ожидают принца Абу-л-Фараха и не уйдут без него, а если принца долго не будет, они силой войдут во дворец и не оставят от него камня на камне… Это твоя свита?
– Да, отец! – ответил принц растерянно. – Но я не знал…
Эмир остановил его властным жестом.
– Эта женщина – твоя жена? – спросил он, тонко улыбаясь.
Принц не ответил. Эмир сказал:
– Понимаю, тут какая-то тайна… Выйди к ним, успокой и отведи в сад, где их примут достойно. Не хочу, чтобы твои молодцы разнесли тот дом, в котором ты вырос. А потом возвращайся ко мне, нам надо о многом поговорить.
Тут эмир улыбнулся и показал рукой на свёрток, сиротливо лежащий на полу рядом с принцем. Сказал лукаво:
– А я пока посмотрю, что ты принёс мне в подарок. Ведь это мне?
– Да, отец, – ответил принц и поднял с пола и подал эмиру с поклоном завёрнутый в драгоценный покров кинжал.
А потом принц вышел из тронного зала, и летел, как на крыльях, опять по аркаде с византийской мозаикой, через стрельчатую арку, мимо колонн с пышными коринфскими капителями, доставленными сюда не иначе, как из римских сооружений.
Стража открыла перед ним ворота, и принц выбежал на площадь и увидел капитана, доктора Легга, паланкин с мистером Трелони, Бена Ганна и четырёх матросов, которые принесли сюда этот паланкин. Он бросился к ним, постепенно сбавляя шаг.
Потом капитан и его спутники сидели в тенистом саду, слушая сладостные звуки фонтанов и наслаждаясь прекрасной трапезой, а когда наступил вечер, и слуги внесли многоцветные эмалевые светильники, к ним вышел принц, и сам эмир почтил их своим присутствием и ласковыми речами, и посадил капитана рядом с собою, и улыбнулся гостям, искоса поглядывая на завесы паланкина. И они просидели так до самой поздней ночи, а в небе над их головами страстно сверкали звёзды миллионами синих, зелёных и кровавых огней.
