Он подошёл к мужчине, сидящему на каком-то витиеватом кресле у стены высокого дома, и спросил:
– Который сейчас час?
– Девять часов, – ответил мужчина, почему-то поднеся левую руку к лицу и посмотрев на наружную сторону запястья, туда, где у всех моряков обычно болтается обтрёпанная от долгих скитаний чёрная перевязь.
Потом он поднял глаза на Дэниэла и добавил:
– Наше время отстаёт от реального на целый час.
И тут капитан проснулся – его разбудили отчаянные крики Бена Ганна. Капитан тут же сгруппировался и сел, хватаясь за пистолет и озираясь по сторонам.
Ему сразу стало всё ясно без объяснений – кочевники сбежали.
– Где верблюды? – кричал Бен Ганн, охаживая вахтенного ногами по чему придётся. – Верблюды где, твою мать? Спать?.. Спать на вахте? Убью, зараза! Задавлю! Как же мы теперь пойдём?.. Ведь сдохнем же в этих песках! Сдохнем же, понимаешь? Ты же первый сам и сдохнешь! И мы из-за тебя, криворылой скотины!
Вахтенный не сопротивлялся. Он только закрывал голову руками. На лицах команды была обречённость: у них не осталось ни воды, ни продовольствия, ни мушкетов. Увидев капитана, Ганн перестал кричать, тяжело переводя дух.
– Всё-таки сбежали… Ети их в душу! – пробормотал капитан по-русски и, поморщился, как от зубной боли. – А надо было всё же вчера одного пристрелить.
Он огляделся. Вокруг, сколько хватало глаз, в ясном свете нарождающегося дня виднелся один песок.
– Не помогло бы… Уж очень вы их напугали волшебной трубкой нашего доктора, – буркнул мистер Трелони.
Капитан глянул на него жёстко.
– Хорошо хоть не убили. И мешки наши оставили, что под головами были, – ответил он и тут же скосил глазами в сторону вахтенного. – Макнуть бы тебя башкой в смоляную бочку!
Капитан пошёл по следам верблюдов. Платон двинулся, было, за ним, но тот, сердито отмахнувшись рукой и пройдя ещё немного, повернул обратно.
– Догонять их теперь бесполезно. Они уже чёрт знает куда ушли, – проговорил он. – Будем идти вперёд по компасу. Нам до места осталось немного. По дороге мы можем кого-нибудь встретить. Позади – уж точно нет ни единой души…
По мере того, как он говорил, его голос становился решительнее, в нём уже слышалось упрямство, но потом капитан запнулся и проговорил:
– Но Бонтондо… Бонтондо тоже удрал. Не понятно.
– А чего тут понимать? Смылся наш Бонтондо! – воскликнул доктор. – Без зажигательного стекла смылся… Я уже посмотрел в своём мешке – лупа на месте.
– Нет, здесь что-то не так… Не мог он смыться, я знаю, – ответил капитан.
И они пошли по пустыне: капитан впереди, за ним – все остальные. Идти по песку было легко, надо было только ставить ногу на всю ступню сразу и не идти след в след – на поверхности песка, утрамбованной, уплотнённой постоянными ветрами образовалась плотная корка, наподобие снежного наста. Но если кто сбивался на привычный шаг, то сразу проваливался по щиколотку. Вскоре они пошли через высохшее солёной озеро, и под их ногами и далеко впереди, сколько хватало глаз, искрилась соль.
«Матерь божья!» – ахнул про себя доктор, так эта соль ему напомнила лёд.
Он шёл по сияющему белому льду под обжигающим солнцем Африки. Это было красиво, только очень хотелось пить, и ещё солнцем, отражённым от солончака, слепило глаза. О еде он даже не думал, понимая, что к голоду можно притерпеться, но запотевшую кружечку холодного эля из погреба… Доктор потряс головой, отгоняя от себя бесполезные мысли.
– Что, доктор? Эля хочется? – спросил капитан, он остановился, пропуская вперёд матросов, и пошёл рядом с доктором.
– Да, – ошарашенно отозвался тот. – А как вы узнали, капитан?
– Это было легко! – Капитан хрипло засмеялся. – Сейчас всем эля хочется. И непременно в большой запотевшей кружке… Но вот там, впереди, как мне кажется, будет вода. А почему мне так кажется – я уже не знаю.
И он прибавил шаг, бормоча по-русски:
– Как на тоненький ледок выпал беленький снежок…
****
Скоро солёное озеро кончилось, и потянулись каменистые россыпи.
Спустя какое-то время капитан почему-то остановился, поглядел вперёд в свою подзорную трубу, постоял немного, как бы в задумчивости, и взял право руля. Скоро они увидели впереди огромное нагромождение камней, и тут же все, словно охваченные надеждой, прибавили ходу и скоро уже лазили по этим камням. Все, кроме капитана, который спокойно стоял перед каким-то большим и гладким, почти круглым и плоским камнем, заваленным другими камнями поменьше. Когда к нему подошёл Платон, а потом подтянулись и все остальные, капитан сказал, указывая подбородком на круглый камень:
– Здесь должна быть вода… Вот в этом месте.
– Тут не видно воды… Даже не растёт ничего, – ответил сквайр с усилием.
– Вода есть, только немного, – отозвался капитан и попросил. – Платон, помоги мне.
Он встал на колени и стал отбрасывать мелкие булыжники от круглого камня, в который он потом упёрся руками. Платон пристроился рядом. Большой плоский камень сдвинулся.
– Тры-ты-ты! – потрясённо ахнул Ганн и бросился помогать им.
Все мигом поняли, что здесь находится колодец и засуетились. Капитан стоял и смотрел, уперев руки в бока, но было заметно, что он удивлён не меньше остальных.
Колодец был довольно широкий, фута три шириной. Ганн притащил ведро из парусины, привязал его к верёвке и начал осторожно спускать вниз. Все от напряжения раскрыли рты, в которых окончательно пересохло. Ганн вытащил ведро – оно оказалось до краёв наполнено мутноватой водой. И хотя они очень хотели пить, но первым пить никто не решался, все только поглядывали друг на друга.
– Что же… Видно придётся первому попробовать воду мне, – обречённо сказал капитан.
– Капитан, я вам запрещаю! – решительно крикнул мистер Трелони.
– Да-да, капитан… Может, как-нибудь по-другому? – Доктор Легг был встревожен.
– Капитан, дайте лучше я, – сказал Платон, протягивая руки к ведру.
– Надо бросить жребий, сэр – прохрипел Ганн.
– На моем корабле не бросают жребиев, – капитан глянул на Ганна по-волчьи, в голосе его зазвенел металл. – Линька захотел?
Ганн опустил глаза. Капитан сделал первый глоток – все смотрели на него, затаив дыхание. Капитан закрыл глаза и сделал второй тяжёлый глоток. После третьего он мучительно застонал и покачнулся, почти выронив из рук злополучное ведро.
– Капитан! Сэр! Дэниэл! – закричали отчаянно матросы и джентльмены в один голос.
Платон бросился к капитану и подхватил его за руки. Но тот выправился, отвёл от Платона свои руки, всё ещё сжимавшие ведро с водой, и опять припал к нему губами. А потом все увидели его смеющиеся глаза. Он пил воду из ведра и смеялся.
