– Аточа! – в один голос крикнули доктор и мистер Трелони.
– Да, похоже, что это всё-таки «Аточа»… Вот только, как он сюда попал, чёрт возьми, – сказал капитан, смутно улыбаясь.
Глянул на Платона, добавил:
– Вместе с Малышом – марш за мной… Там ещё сундук есть.
Капитан двинулся к пробоине галеона. За ним азартно потянулись и остальные, но он, подняв руку, остановил всех и первым влез в пробоину. За ним туда всунулись Платон и Малыш. Вскоре они тяжело вынесли простой небольшой сундук.
Матрос Ганн восхищённо выругался непонятно о ком. Кто-то присвистнул от удивления, но свист вышел плохо. Сундук поставили на песок и не сразу открыли чьим-то ключом. Наконец, крышку подняли – в сундуке лежали монеты.
– Пресвятая богородица! – ахнул Ганн. – Да это же пиастры*!
Сундук опрокинули на аббу, и в монетах, хлынувших серебряным потоком, нашли ещё десять больших золотых слитков.
– Что мы будем делать с сундуком? – спросил мистер Трелони.
– Поделим на должные части согласно судовому кодексу, – сказал капитан. – А сейчас его надо спрятать. Не таскать же сундук по пустыне туда и сюда?
– Мы его закопаем здесь? – спросил доктор.
– Нет, нужен надёжный ориентир, чтобы он не разрушился, пока нас не будет, – ответил капитан. – Например, скала.
– Или две горы, – подсказал мистер Трелони, искоса поглядывая на него.
– Или две горы, а третья поблизости, – подхватил доктор намёк сквайра.
– И хорошо, если бы там был водопад, чтобы мы смогли напиться! – Капитан в конец развеселился.
– Чёрт! Никогда ещё не закапывал кладов! – Доктор Легг почесал в затылке.
– И не выкапывал, кстати сказать, тоже! – воскликнул мистер Трелони.
Джентльмены засмеялись. Вокруг них стояли матросы, они вяло улыбались, мало что понимая из этих слов.
– А пока возьмём немного пиастров, хоть по дюжине, на счастье, – сказал капитан и первый взял из сундука монеты.
И уже после него все принялись отсчитывать себе деньги, которые тут же были запрятаны в мешки.
Потом они снова пошли по пустыне, только теперь двое, сменяясь, несли сундук, который был не из лёгких. Скоро на них навалилась такая усталость, что все мечтали бросить сундук с пиастрами поскорее к чёртовой матери. Наконец, впереди показались скалы, так сказал капитан, посмотрев в зрительную трубу.
И все кинулись к этим скалам, то есть им чудилось, что они кинулись. На самом деле они плелись точно также, вот только жара стала терзать их с удесятерённой силой. Под ногами было ослепительно сверкавшее белое каменное крошево, к тому же дул нескончаемый горячий ветер, и хотелось лечь и не двигаться, чтобы не расходовать ту влагу, которая ещё оставалась в теле.
«Никогда не знал, даже представить себе не мог, – думал мистер Трелони, – что пустыня – это когда всё вокруг раскалено добела, и мутит от зноя, а кожа саднит под одеждой, – полопалась она там, что ли? – а всё тело пытается докричаться до сознания сквозь раскалённую муть, застилающую ссохшийся разум, умоляя об отдыхе, о глотке воды, о благоуханной прохладе».
Воспоминания и какие-то образы, затёртые до неузнаваемости, громоздились в его сознании, сплетаясь и переворачиваясь. Они захлёстывали друг друга, ввинчивались в тот белый знойный мир, который лез и лез на него через щель его тагельмуста. Он пробовал вмешаться в этот мысленный хаос, силясь выдавить из своих воспоминаний, из самых глубин своей памяти какой-нибудь сладкий мираж о замёрзшей речке, о скрипящем снеге, о бодрящем бристольском утре, но все воспоминания растекались, уродовались, словно горячей смолой, искажаясь в гиблом мареве отёкшего от жары мозга, и превращались в струящиеся под ветром потоки песка, и ему казалось, что кроме пустыни в его жизни никогда и ничего больше не было.
А впереди, действительно, высились скалы, и они добрели до них и нашли в них ущелье, по которому они вскоре пошли, сразу же бросив сундук. Ущелье прорезали расщелины, и наши путники спускались, лезли через них, обрываясь и чертыхаясь, томимые жаждой, а ещё более терзаемые надеждой, что вот там, за поворотом, внезапно, когда кажется, что это последний твой шаг, вдруг кто-нибудь рядом скажет тебе: «Смотрите – вода!»
– Смотрите – вода! – прохрипел капитан, и все словно бы ожили и устремились за ним.
Это был совсем маленький, неглубокий водоёмчик – вода потрясающего изумрудного цвета притягивала к себе живительной влагой. И все они упали на колени, побросали со своих плеч мешки и, прильнув к камням тут и там, свесившись с них и чуть ли не падая с них, напились. Они пили так, словно не пили несколько лет и словно хотели выпить весь этот водоём, который плавно переходил в бурлящий ручей, а потом с высоты пяти-шести футов падал вниз и лениво растекался по земле, прокладывая себе путь дальше. А дальше шли пальмы и разные пышные деревья, которые манили под свою сень, обещая прохладу. Оазис – теперь это слово прочувствовали все.
Они собрали брошенные второпях вещи, сложили их в тени и снова напились и умылись, а потом рухнули под деревьями и застыли блаженно. Потом капитан послал двоих за сундуком. Сундук принесли и поставили, и Бенджамин Ганн пошутил, что он отсюда никуда больше не пойдёт – здесь есть вода и деньги.
– Не мешало бы ещё что-нибудь добыть на ужин, – сказал капитан и посмотрел на Платона.
Платон встал и пошёл куда-то в камни. Матросам капитан разрешил искупаться в водопаде, но соблюдая бдительность, а потом приказал поискать хвороста и сучьев на костёр.
– А мы, джентльмены, побродим здесь и оглядимся. Вдруг в этом месте есть ещё один водопад, – и капитан многозначительно посмотрел на мистера Трелони.
И они опять вернулись к входу в ущелье, выбрались на каменное крошево, которое к вечеру не так уже неудержимо сверкало в глазах, и прошлись по нему сначала вправо оазиса, потом влево – оазис был невелик.
– Завтра с утра мы обойдём его кругом, – сказал капитан, останавливаясь.
– А почему не поискать внутри? – спросил доктор.
– Ну, если вы помните, в фата-моргане, в варианте мистера Трелони, внизу гор было всё ровное – или море, или песок, – сказал капитан.
– Да, но в варианте Гертруды – трава, камни, деревья! – воскликнул мистер Трелони.
– Значит мы посмотрим и внутри тоже… Лишь бы Платон подстрелил или поймал кого-нибудь, – ответил капитан и вдруг спросил. – Вам не хочется есть, джентльмены?
– Ну, хочется, конечно, только не так сильно, как я себе представлял, – ответил мистер Трелони.
– Вот и мне тоже не сильно… А это весьма странно: уж я-то с детства знаю, не понаслышке, что такое голод, – горько сказал капитан и, ссутулившись, пошёл дальше.
Доктор Легг посмотрел капитану в спину встревоженными глазами и начал вдруг, ни с того ни с сего, рассказывать что-то бодрым голосом, догоняя его: