Бармен опускает рюмки на стойку, звук хрусталя о дерево похож на скептическое цоканье языка. Затем он приносит бутылку воды и прокалывает в крышке штопором маленькое отверстие. Лиза берет вилку и кладет сверху, накрывая рюмку, потом водружает сверху сахарный кубик. Я наблюдаю за тем, как она поливает сахар водой, и он медленно растворяется, роняя вниз тяжелые мутные капли. Жидкость на дне меняет цвет на глазах, из прозрачного янтаря становясь матово-зеленоватой.
— Разве абсент не поджигают? — удивляюсь я.
— Только туристы.
Я беру рюмку из ее рук и делаю осторожный глоток, ожидая огня и горечи, но вместо этого получаю только вкус лакричных конфет и приятное жжение. На секунду мне кажется, что в комнате мигает свет, я смотрю в дрожащую глубину зеркал.
Мы пьем молча, каждый вспоминая своих мертвецов. Ей нужна пауза, время для того, чтобы вновь обрести зрение и слух после того, как улягутся обломки взрыва. Мне это знакомо. Наконец, она переводит на меня взгляд.
— Ну что, видишь ее уже?
— Кого? — переспрашиваю я, почти физически ощущая, как мои спешащие куда-то мысли плавно опускаются вниз, как воздушные шары, в которых выдохся газ.
— Фею.
Я внимательно гляжу в ее невеселое лицо. Снова этот тяжелый взгляд.
— Нет, только женщину в красном, там, на стене, — спустя секунду отвечаю я, замечая, что зеркала будто бы стали чище, а свет — ярче.
— Это и есть она, — произносит Лиза, как наперсточник, передвигая и меняя местами наши рюмки, пока я не перестаю понимать, где ее и где моя. — Как он умер?
В этот раз я стараюсь быть мягче, я не упоминаю адский холод в доме, запекшуюся кровь в волосах Илая и неестественный угол, в котором закостенела его рука.
Пока я говорю, Лиза достает зажигалку и начинает вертеть ее в руках, то и дело подкручивая колесико и вызывая искру. Она не смотрит мне в глаза, за это я ей благодарен. Когда я замолкаю, мы выпиваем еще, по-русски, не чокаясь. В этот момент я замечаю, что по ее щеке ползет вниз огромная маслянистая слеза, за ней другая, такая же, и еще. Она наклоняет голову и утирает лицо.
Не знаю, как нужно вести себя в таких случаях, поэтому я просто кладу руку ей на затылок и, стараясь не думать о влажном пятне, которое ползет по моей коленке в том месте, куда приземляются ее слезинки, глажу и глажу ее по волосам. Когда она, наконец, поднимает голову, ее лицо все в красных пятнах с грязными потеками косметики. Мне кажется, что я не должен видеть этого, что сначала я должен узнать ее лучше, а уже потом она сможет вот так плакать при мне. Наверное, это написано у меня во взгляде, потому что она, не произнося ни слова, спрыгивает со стула и убегает в сторону туалета.
Мои пальцы невольно тянутся к мокрому пятну на плече.
«Получается, она знала Илая, и знала хорошо», — думаю я, проводя по влажному ободку, и тут же отдергиваю руку, потом беру бутылку и делаю большой глоток ледяной воды.
Лиза возвращается и садится рядом, в полном безмолвии. Ее влажные ресницы слипаются. Она заказывает еще два абсента. Мне вспоминаются слова того французского копа, который все никак не мог запомнить мое имя: «напиться, пойти во все тяжкие»…
— Прости за это. — Она делает неопределенный жест рукой, оставивший меня только догадываться, имела она в виду свои слезы, абсент в понедельник, само это место или вообще что-то более общее, большое, зловещее и нам неподвластное.
— Да ничего, — пожимаю плечами я. Что бы это ни было, я не могу не принять извинений от заплаканной девочки, тем более ей не за что просить прощения, точно не у меня. — Это ты извини, что обрушил все на тебя вот так. Ты давно Илая знала?
— Нет, — отвечает она, медитативно поливая сахар водой. — На самом деле мы были едва знакомы, можно сказать, один день. Он был другом Риты Петровой. — Она бросает на меня быстрый испытующий взгляд, так, будто я должен знать, о ком она говорит.
Я отрицательно качаю головой, мои мысли слишком поглощены тем, что она только что проливала слезы по человеку, которого знала один день. Значит ли это, что, когда подонки, которые убили Илая, придут за мной, она будет рыдать и по мне?
— Это она познакомила меня с Илаем, тут в Барсе, год назад, в этом самом баре, вон за тем столом, — продолжает Лиза. — Черт… в голове не укладывается, что его нет больше. Он был ужасно смешным, гомерически. Хотя вы же были друзьями, кому я рассказываю. Слушай, а на какой вечеринке мы с тобой познакомились?
— В каком-то отеле, — говорю я первое, что приходит мне в голову, и больно вжимаю ногти в ладонь в напряженном ожидании ее реакции.
Она слегка сдвигает брови.
— Наверное, в том, на берегу. Тогда понятно, почему я не помню. — Она смеется, не поднимая на меня глаз. — Безумная ночь. Может, самая безумная в моей жизни.
В этот момент дверь позади нас с протяжным стоном отворяется, впуская внутрь вихрь ночного ветра и высокого парня в кофте с капюшоном и больших наушниках. Я замечаю, как Лиза поводит плечами, потом мечет в его сторону длинный косой взгляд и, не найдя его глаз, замирает в неловкой позе с бутылкой в руке.
— Ты извинишь меня на минуту? — произносит она после паузы, резко спрыгнув со стула и почти что опрокинув на меня свою рюмку. — Ох, я такая неловкая…
Слегка покачиваясь на огромных каблуках, осторожно, как эквилибрист, она шагает к дверям, покачивая взявшимися невесть откуда круглыми бедрами.
— Оливер? — Она берет пульсирующую низкую ноту, прикасаясь кончиком пальцев к его плечу. — Олли? Ты что здесь делаешь? Тебя же не должно быть на конгрессе в этом году, ты же божился!
Он оборачивается и глядит на нее с удивлением, почти разочарованием, потом, впрочем, улыбается и приобнимает ее за плечи.
— Привет-привет. Так уж вышло. Коллега, которая должна была приехать, вчера слегла с мононуклеозом.
— Надеюсь, ты ее не целовал! — Лиза откидывает волосы с лица и склоняет голову набок, будто подставив шею для укуса.
Он смотрит на нее как-то неласково, но она не замечает и только делает шаг к нему навстречу.
— Серж, это Оливер, — говорит она, подтащив его за руку к бару. — Серж… тоже айтишник, если я еще не разучилась разбираться в людях, а Оливер… — она долго смотрит на него из-под слипшихся ресниц. — …Оливер — очень много разных вещей. Для начала, он работает в большой корпорации, ездит по всему свету с выступлениями, а еще он музыкант и, как выяснилось, ходит в злачные места, никого не предупредив о том, что приезжает в Барсу… Что ты делаешь в этом баре?
Она легонько толкает его в плечо. Оливер оставляет ее вопрос без ответа.
— Не верь этой девице, Серж. Ее послушать, так я просто рок-звезда какая-то.
— Ну, на этом мероприятии ты вполне себе рок-звезда. Не хэдлайнер, конечно, но у тебя хороший сет. Ты же опять выступаешь?
— Ага.
