— Мне нужно его увидеть.
— Тебе нужно подождать.
— Нет. Скажи мне, где он.
— Кайла, пока мы не поймем, что там происходит, это чересчур рискованно. Запасись терпением.
— Если ты не поможешь мне, я сама его найду.
— Правда? — Он скептически вскидывает бровь.
— Да. Ты сказал — беговая дорожка в двадцати милях. Я изучила карту. Есть девять вариантов. В трех из них я уже побывала. — Это преувеличение, но именно это я и намеревалась сделать, когда мы поехали на велосипедах. И сделала бы, не вмешайся лордеры.
Глаза его расширяются.
— Что-что? Я не ослышался?
— Нет, не ослышался.
— Ты ненормальная, — ворчит он, в его взгляде я вижу невольное уважение. Может, он даже поражен. И я начинаю верить, что сумею убедить его.
— Я сделаю это, с тобой или без тебя. Итак, ты собираешься мне помочь или как?
Он раздумывает, и я благоразумно помалкиваю, давая ему подумать, но глаз не отвожу. Лелею безумную надежду, так как мои самостоятельные поиски — дело почти безнадежное, и мы оба это понимаем. Я могла пропустить трек на карте; трек может быть новым, еще не отмеченным. Или, если даже и попаду в правильное место, его в это время может там не оказаться.
Меня могут поймать за поисками.
— Было бы лучше подождать, — высказывается наконец Эйден, — пока у нас не будет больше информации.
— Но...
— Ноя такой же ненормальный, как и ты. — Он ухмыляется.
Я кидаюсь ему на шею.
— Спасибо, Эйден! Когда?
— Как насчет воскресенья? Но это может быть опасно.
— Мне плевать.
— А мне нет. Ты должна пообещать делать то, что я скажу, Кайла, и я не шучу. Или все отменяется.
— Обещаю.
Эйден вытаскивает фотографию.
— Это было снято в прошлое воскресенье: тренировка на деревенском треке. Можно надеяться, что он опять будет там в то же время. Ты, по крайней мере, сможешь подтвердить, что это он. Ну, что скажешь?
— Я готова.
Эйден рассказывает, где подберет меня, во сколько, и я запоминаю детали, но все это время не свожу глаз с фотографии Бена у меня в руках.
Это он. Не знаю, как и почему он остался жив после того, как лордеры его забрали, но это действительно мой Бен.
ГЛАВА 27
На следующее утро я, нервничая, жду в приемной доктора Лизандер. Мне теперь так много нужно попытаться скрыть от нее. Стараюсь вспомнить, каково это — быть просто Кайлой, которой я была до воспоминаний, но это нелегко. Она не должна заметить, насколько я другая, насколько изменилась. Если она велит сделать сканы, я пропала.
И вновь перед дверью кабинета доктора Лизандер стоит на страже лордер. Из соседнего кабинета выходит медсестра, ее лицо мне незнакомо. Я сохраняю его в памяти, так как какая-то часть моего мозга коллекционирует людей, которые работают в больнице, чтобы нарисовать их для Нико. И тут меня осеняет: а как насчет лиц лордеров?
Я заставляю себя приглядеться к охраннику, пытаясь преодолеть непроизвольное желание отвести взгляд, стараться не смотреть в глаза, остаться незамеченной. Не считая Коулсона, чье лицо врезалось в мою память, и тех, кто схватил нас с Кэмом, я не могу сказать, что знаю, как выглядят большинство лордеров. Все они, и мужчины, и женщины, одеты по большей части в одно и то же: одинаковые серые костюмы. Или в черную хирургическую одежду, как этот, что находится на дежурстве в больнице, с черным жилетом и оружием на бедре. По словам Нико, эти жилеты пуленепробиваемые. И их манера держаться словно бы говорит: «не вставайте у нас на пути». Лица обычно ничего не выражают, волосы либо коротко стрижены, либо стянуты сзади.
Ничего индивидуального. Если встретить одного из них в его выходной, одетого в джинсы, будет ли он выглядеть, как все?
Этот лордер довольно-таки молод, и я удивлена. Почему? Наверное, из-за этой формы и властной манеры держаться они все кажутся мне старше. Лицо у него непроницаемое, глаза смотрят прямо перед собой, не замечая всякую мелочь вроде меня вокруг.
Но он выглядит не старше Мака или Эйдена, где-то чуть за двадцать. Средний рост, среднее телосложение. Тонкие, заостренные пальцы, как у музыканта, не для того, чтобы держать оружие. Я мысленно встряхиваюсь: прекрати фантазировать. Карие глаза, короткие светло-каштановые волосы. Среднестатистические черты на среднестатистическом лице без каких-либо отличительных, запоминающихся штрихов, но я все равно запечатлеваю его в памяти, чтобы потом нарисовать и...
Он закатывает глаза. Слегка поворачивается, лицо по-прежнему непроницаемое.
Я едва не падаю со стула.
Доктор Лизандер появляется в дверях.
— Кайла, входи.
Спасена. Я шмыгаю мимо него в дверь.
Доктор Лизандер улыбается; она в хорошем настроении.
— Доброе утро, Кайла. О чем ты думаешь?
— Лордеры — люди? — выпаливаю я и тут же внутренне съеживаюсь. Я так увлеклась разглядыванием ее охранника, что не придумала, что сказать.
— Что? — Она смеется. — Ох, Кайла, мне так нравятся эти наши беседы!.. Ну, разумеется.
— Нет, я, конечно, знаю, что они люди. Я не это имела в виду.
— Пожалуйста, объясни.
— Они обычные? У них есть домашние животные, увлечения? Они играют на музыкальных инструментах, устраивают вечеринки? Или они только и знают, что маршируют с грозными лицами?
Она улыбается уголком рта:
— Полагаю, у них есть своя жизнь, помимо той, что мы видим. Но сейчас, когда ты спросила, должна признаться, что никогда не видела никого из них за обедом, если не считать того, что охраняет дверь.
— Вас охраняют, когда вы обедаете?
— В последнее время меня охраняют почти везде. Но речь не обо мне.
— Ну, меня не охраняют. Меня не замечают, на меня смотрят волком. — «А еще меня похитили и предложили невыполнимую сделку». Я прячу эту мысль подальше, пока она не проявилась на лице, но доктор, похоже, не замечает и поворачивается к экрану компьютера. Легонько постукивает по нему пальцем, потом поднимает глаза и внимательно наблюдает за мной.
— Были у тебя еще какие-то воспоминания? Или сны, которые ты посчитала реальностью?
— Возможно.
— Расскажи мне.
Ей невозможно лгать, и даже если бы я могла, то не стала бы. Она должна мне верить, иначе может пожелать сделать сканирование.
— Мне приснилось, что я вижу ночной кошмар, и...
Я смолкаю в нерешительности.
— Да, Кайла?
— Какой-то мальчик обнимал меня, когда я проснулась, но на самом деле я не проснулась. Это было частью сна. — Я чувствую, как горят у меня щеки.
