Бена таким, каким видела его сегодня. Он жив. Мои слезы были неуместны. Пусть я не смогла поговорить с ним, дотронуться до него, почувствовать, что он все еще дышит, что кровь бежит у него по жилам, но я видела его. Он живет, и пока этого достаточно.
Я признательна Эйдену за то, что нашел его, но он ошибается, полагая, что я позволю вовлечь себя в дела ПБВ. Он думает, что я стою перед выбором, сообщать ли о себе на ПБВ или не делать ничего. Если бы он только знал, что мой выбор куда более сложен и опасен: между л орд ерами и «Свободным Королевством».
И что дальше?
Нужно подождать, сказал Эйден, пока он не разузнает больше о Бене и его положении и как мне безопасно встретиться с ним. Но я не могу долго ждать. Коулсон намекнул, что Бен жив, и это оказалось правдой. Еще он намекал, что это может измениться, если я не сделаю того, что он хочет. Но ему неизвестно, что я знаю, где Бен.
И тем временем... Нико должен думать, что я на его стороне. Коулсон должен думать, что на его. Никто из них не может узнать, что я делаю для другого. Это как два экспресса, несущихся навстречу друг другу, все ближе и ближе к катастрофе.
Ночью меня будит звук коммуникатора Нико, спрятанного под моим «Лево». Тут же проснувшись, я нащупываю в темноте кнопку.
— Да? — шепчу я.
— Можешь говорить?
— Только тихо.
— Завтра состоится нападение на базу лорде- ров. Но только одно условие, если ты пойдешь, Рейн.
— Какое?
— Ты должна будешь делать в точности так, как скажет Катран. Обещаешь?
Ему это понравится. Но какой у меня выбор? Я даю обещание, потом выслушиваю строгие инструкции Нико.
Поезд номер один отходит от станции.
ГЛАВА 30
Холли прислоняет велосипед к дереву и идет к двери.
— Не уверена, что это хорошая идея, — шепчу я на ухо Катрану. Он хмыкает, ничего не говорит. По его лицу видно, ему эта затея тоже не по душе. План принадлежит Нико, и, слушая инструктаж Катрана, нетрудно было понять, что ему не нравится вмешательство Нико в дела его группы. Как и мое присутствие.
Это принадлежащее лордерам здание стоит на отшибе, что неудивительно, учитывая, какие дела в нем творятся, никаких соседей, и тем не менее оно всего в нескольких милях от главной дороги — крупной транспортной развязки. Сейчас перед зданием припаркован один черный фургон.
Наблюдение показало, что понедельник — подходящий день для нападения. В другие дни «доставок» — Зачищенных, которых пускают в расход, — больше.
Холли приближается к двери, и ей навстречу выступает охранник.
— Привет! — говорит она, улыбаясь от уха до уха. Не следует ей выглядеть такой радостной при виде лордера.
— Что ты здесь делаешь?
— Извините, заблудилась. Вы не подскажете мне, как попасть на фермерский рынок?
Дурацкая легенда. Нужно быть полным идиотом, чтобы свернуть на эту не обозначенную на картах дорогу со знаком «въезд запрещен», а не на следующую, где есть указатель рынка.
Л ордер ничего не говорит, с бесстрастным лицом подходит ближе. Одним глазом следит за ней, а другим оглядывает лес вокруг.
Я инстинктивно пригибаюсь пониже в кустах, хотя знаю, что мы в глубокой тени и нас невозможно увидеть.
Рука охранника тянется к рации на поясе. Холли неожиданным ударом ноги бьет его по руке. Я напрягаюсь, готовая прыгнуть вперед помочь ей, но Катран хватает меня за руку.
— Жди, — шипит он, — пока другие выйдут.
Весь фасад утыкан камерами наблюдения,
и к этому времени внутри уже увидели, что охранник схватился с одной худенькой девушкой. Скоро он уже крепко держит Холли за шею, не давая ей пошевелиться.
Дверь открывается. Выходит еще один лордер.
— Доложи.
— Она сказала, что заблудилась, а потом ударила меня.
— Мне это не нравится. Проверь территорию.
— У меня руки заняты. — Второй пожимает плечами.
— Так освободи их.
Охранник перемещает одну руку на подбородок Холли, а вторую на плечо. Нет! Я напрягаюсь, чтобы ринуться вперед, но Катран удерживает меня железной хваткой.
Резкий сильный рывок. Лордер отпускает Холли, и она валится на землю. Тело ее конвульсивно дергается, потом затихает: шея сломана.
Дикий ужас в моей душе быстро обращается в ярость. Я бросаю свирепый взгляд на Катрана, готовая наброситься на него с упреками, но его лицо искажено болью. Заметив, что я смотрю, он стирает все эмоции.
Лордер говорит что-то по рации, и из дома выходят еще двое. Один направляется в сторону Тори, поджидающей его с ножами наготове, а другой в нашу сторону. Катран отпускает мою руку и жестом велит оставаться на месте. Бесстрастная маска на его лице превращается в маску мести.
Но лордеры вдруг останавливаются и отступают назад. С дороги доносится звук приближающейся машины. Нет, нет. Фургон?
Катран слегка качает головой.
— Слишком много целей, — шепчет он.
Я смотрю на него, не веря своим глазам. Отступить? Сейчас? После того что они сделали с Холли?
Двое лордеров выходят из кабины фургона, совещаются с остальными. Бросают взгляд на лежащее на земле тело Холли.
Один отодвигает боковую дверь фургона. Какой-то парень с бледным лицом выпрыгивает наружу и замахивается на лордера. Зачищенный. Прежде чем он падает на землю, я слышу жужжание его «Лево». Из фургона доносится пронзительный крик. Вытаскивают девушку, он пытается дотянуться до парня.
— Сделай же что-нибудь, — шиплю я. Лицо Катрана искажается в нерешительности. Мои пальцы сжимают рукоятку ножа.
— Оставайся здесь, — приказывает он. — Не нарушь свое обещание! — Он включает рацию, дает приказ атаковать.
Мелькание фигур, крики, звуки ударов. Я раздваиваюсь: рвусь туда, за ними, чтобы ударить по лордерам, но остаюсь на месте, ужасаясь тому, что происходит, и крепко зажмуриваюсь. Какая от меня польза? Зачем было приводить меня сюда, если мне нельзя ничего делать?
Я заставляю себя открыть глаза. Один из лордеров вырывается, бежит в панике в лес, прямиком туда, где я прячусь. Я принимаю боевую стойку и сбиваю его с ног. Он грохается на землю, и воздух с шумом вылетает из легких. У меня в руке нож и пара секунд, когда я могу воспользоваться им, ударить врага... но я этого не делаю. Он бьет меня по руке, нож падает на землю, а он выхватывает свой. Улыбается.
Потом глухой звук удара — Катран бьет его по затылку. Лордер падает и больше не двигается. На затылке кровь. Катран несется назад, к дому.
Я, пошатываясь, поднимаюсь. В волосах у него красное, много красного. В ушах шумит, перед глазами плывут красные круги, и я, покачиваясь, отступаю назад. Потом кто-то кричит, что все чисто, а я стою и стою, не шевелясь, не в силах открыть глаза или отойти, почти в трансе. Кроваво-красном трансе.
