Мама суетится на кухне, вот только отца ее взгляд старательно обходит. Отец слушает болтовню Эми, но смотрит на меня. Внимательный, оценивающий, даже любопытный, но сдержанный, и это на него не похоже. Что-то щелкает у меня в голове. Быть может, я все неправильно поняла.
Наверху я, постучав, вхожу к Эми. Она носится туда-сюда, бросает вещи в сумку.
— Эми, помнишь тот день, когда нашла мои рисунки? Больницы и персонала. Ты рассказывала об этом отцу?
У нее виноватое лицо.
— Прости, он позвонил, и да, я ему рассказала. Он попросил меня присмотреть за тобой, чтобы ты не попала ни в какие неприятности. Тебе здорово влетело от него?
— Нет, нет, все нормально, — отвечаю я, потому что не хочу, чтобы она опять побежала к нему.
— А маме? Маме ты рассказывала?
Она хмурит лоб:
— Нет вроде бы. А что?
— Ничего. Забудь.
Я возвращаюсь в свою комнату и причесываюсь, глядя невидящими глазами в зеркало.
Итак, я все же неправильно все поняла. Я думала, это не мог быть он, потому что его не было дома. Мне и в голову не пришло, что Эми выболтала ему все по телефону.
Значит, это отец пошел к лордерам. Это из-за него нас с Кэмом схватили в тот день. Бедная мама. Мне хочется побежать вниз и обнять ее, извиниться за то, что я отгородилась от нее.
Но теперь уже слишком поздно. Рубикон перейден. Доктор Лизандер в плену из-за меня, а ее охранник мертв. Я уже больше не могу впустить маму в свою жизнь. Я выбрала свой путь, и назад дороги нет.
Но если я так ошиблась насчет мамы, то в чем еще я могла ошибиться?
Почему я была зачищена?
— Эми, Кайла, — кричит мама снизу. — Джазз приехал.
На дороге, на выезде из деревни, нас ждет «пробка». Продвигаясь с черепашьей скоростью, мы наконец добираемся до причины ее возникновения. Там «Скорая» и несколько л ордеров. Дорога в одну сторону блокирована, один из лордеров регулирует движение, и мы ждем своей очереди, чтобы проехать. На земле лежит что-то, накрытое простыней. И обгоревший белый фургон, врезавшийся в дерево. Внутри у меня все холодеет, потому что я знаю, что на нем написано, хотя надпись уцелела не полностью.
«Бест. Строительные работы».
В обеденный перерыв я проскальзываю в кабинет Нико. Он запирает дверь.
— Рейн! — Он улыбается во весь рот. Словно безумно рад меня видеть, и обнимает. Я не отвечаю на объятие.
Он отпускает меня.
— А. Ты расстроена из-за вчерашней маленькой шарады? Извини, Рейн. Все ради дела, да? — говорит он и толкает меня на стул. — Сегодня мой последний день здесь.
— В школе? — удивленно спрашиваю я.
— Слишком много всего затевается, чтобы тратить тут время. — Он подмигивает. — Между нами, сегодня один из моих родственников заболеет, и мне придется уехать.
— Как доктор Лизандер? — спрашиваю я, потому что не могу не спросить. — Что с ней будет?
— Она поразительная женщина, — отвечает Нико. — Такая сила характера.
Больше он ничего не добавляет. Возможно, ему не удалось получить от нее то, чего он хотел. Неужели он что-то с ней сделал?
Мои мысли, должно быть, отражаются у меня на лице.
— Рейн, помни: она враг. Хотя пока ей ничего не грозит. Но хватит о ней, нам нужно поговорить о том, что будет в Чекерсе. Если твоя приемная мать не сделает как нужно и не скажет правду, что тогда?
— Ты говорил, есть еще один план. Какой?
— Ты, моя дорогая, и есть этот план. План «Б».
— Что ты имеешь в виду?
— Либо она скажет миру правду, либо умрет. И это должно транслироваться в прямом эфире на всю страну.
Я ошеломленно таращусь на него:
— Я — план «Б»... Я? Это должна сделать я?
— Другого пути нет. Только вы со своей семьей будете присутствовать на той церемонии. И вместе поедете в государственной машине, как премьер-министр, — они не проверяются. Ты единственная, кто сможет пронести туда оружие.
Я начинаю паниковать. Мне? Кого-то убить? И не просто кого-то... но маму?
— Нико, я...
— Ты единственная, кто может это сделать, Рейн. Единственная, кто может остановить лордеров. Свобода, вот она, в твоих руках. Возьми ее!
— Но я...
— Не волнуйся. Ты меня не подведешь. — Он говорит это с полной уверенностью, буравя меня взглядом. Взглядом, которому нужно подчиняться. Если Нико говорит, что я должна это сделать, значит, я могу это сделать, и только так.
Но где-то в глубине души, за этим ужасом, что-то таится. Что привело меня сюда сегодня? За всем стоит то самое «почему».
— Могу я задать вопрос? — говорю я, набравшись смелости. — Ты скажешь мне правду?
Он заметно напрягается.
— Ты подразумеваешь, что я не всегда говорю правду. — В голосе слышны угрожающие нотки. — Ты бы уже должна знать меня лучше. Я, может, не отвечаю на всякое праздное любопытство, но когда отвечаю, это всегда правда.
И все же правда Нико не всегда та же, что у других людей.
Но потом он улыбается:
— Ты, дорогая девочка, после вчерашнего трофея можешь задать мне любой вопрос, и я отвечу.
Я натужно сглатываю:
— Почему я была зачищена?
— Ты сама знаешь.
— Разве?
— Или, по крайней мере, знала. Ну же, подумай сама. Мы защитили часть твоего «я» от Зачистки, не так ли? Все больше и больше твоих воспоминаний возвращается.
И еще один вопрос выходит на первый план у меня в голове, словно всегда был там: зачем
готовить меня к Зачистке, если с самого начала не задумывалось, что я должна быть Зачищенной? Значит, вот что имела в виду доктор Лизан- дер, когда спрашивала почему?
— Что такое? — спрашивает Нико.
— Так было задумано с самого начала — стереть мне память. И меня поймали вовсе не потому, что мне не повезло.
Он склоняет голову набок.
— Браво, Рейн. Ты вспомнила.
Я отшатываюсь. Ужас и потрясение преодолевают страх настолько, что я не пытаюсь их спрятать:
— Но зачем?
— Нам нужно было показать лордерам, что они могут потерпеть неудачу; что мы можем их провести. Что в любом месте, в любое время, когда меньше всего будут этого ожидать, они могут оказаться уязвимы.
— Но как ты мог сделать такое со мной?
— Ну, ну, Рейн, ты согласилась на этот план. И твои родители тоже. Они отдали тебя нам для дела, для этой цели.
— Нет, — шепчу я, — нет, они не могли.
