Какая-то девушка выскакивает вперед и припудривает маме лицо.
Но если она не произнесет нужную нам речь, что тогда? У меня начинает кружиться голова. Я снова поднимаю глаза и словно плыву над залом; время будто замедляется, каждая секунда растягивается.
Если она не произнесет нужную нам речь, тогда я должна буду сунуть руку в рукав и вытащить пистолет? Нет. Я рядом с ней, целиться не нужно. Руку в рукав, палец на спусковой крючок, выстрел прямо через рукав. Никто не успеет ни увидеть, ни остановить меня.
Нет. Она скажет правду. Скажет. А если так... что тогда? Лордеры по-прежнему здесь. Трансляция остановлена. Ее арестуют? Застрелят?
Я на мгновение прикрываю глаза. Нико сказал — нет. Они не осмелятся, им придется сделать все по закону, для разнообразия, ведь вся страна будет следить за тем, как с ней поступят. И если сказанное ею подтвердится, это не будет изменой. Он найдет Роберта, и они докажут, что это правда.
Но существует вероятность, что они отреагируют, не задумываясь, застрелят ее, чтобы остановить еще до того, как будет прервана трансляция.
У меня скручивает живот. Страна увидит, на что они способны, увидит, кто они есть на самом деле.
Но если она не скажет правду... Я пытаюсь восстановить ту холодную решимость, которую чувствовала раньше, удержать ее в себе. Сосредоточиться. Рука в рукав. Пистолет. Выстрел. Я могу сделать это. Будет кровь, но только после, да и какая разница, даже если я упаду в обморок? При таком скоплении лордеров я буду мертва еще раньше. Мы обе будем мертвы.
— Кайла? — Эми подталкивает меня в бок. — Улыбайся.
Я напускаю на лицо улыбку. Начинается отсчет. Свет направляется на камеру и... мама вступает:
— Двадцать пять лет тому назад произошла ужасная трагедия: от рук террористов погибли Уильям Адам Армстронг и его жена Линеа Джейн Армстронг. Нация потеряла премьер-министра и его супругу. Я потеряла родителей.
Этот день, двадцать шестое ноября, выбран не случайно. Тридцать лет назад, в этом самом зале, был подписан договор, сформировавший наше Центральное коалиционное правительство. Правительство, возглавляемое моим отцом, которое покончило с мятежами и возвратило мир на наши земли. Сейчас я здесь, перед вами, вместе со своей семьей, и я спрашиваю себя: что сказал бы мой отец, если бы был жив? Что предпринял бы? — Она делает паузу. В руках, сцепленных вместе, нераскрытых, зажаты маленькие белые карточки. Я вижу, как один официальный чин за камерой обменивается настороженным взглядом с другим. Она больше не придерживается заготовленной речи! В душе вспыхивает надежда.
— Папа был человеком принципиальным. Он был убежден, что поступает правильно, и отдавал все силы на то, чтобы сделать нашу страну безопасным местом для своих детей и для детей их детей во времена хаоса. Тогда это казалось несбыточной мечтой. Но он так и не увидел своего внука. Сына, которого я тоже потеряла.
Она и вправду собирается это сделать. Моя рука непроизвольно тянется к ее плечу. Мама накрывает ее своей.
Распорядитель что-то шепчет технику, настороженно слушает.
— Одна из моих прекрасных дочерей напомнила мне сегодня, как важно делать то, что считаешь правильным. Говорить правду. Но для меня правда такова: пора перестать цепляться за трагедии прошлого. Мы не можем вернуться назад, идти нужно только вперед. Нашей стране пора сосредоточиться на хорошем, на том, что мы можем сделать для наших детей и детей наших детей.
Лордеры настороже. Ее слова уже почти на грани. Она окидывает их взглядом. Поворачивается к нам с Эми и улыбается.
Один из лордеров направляется к операторам. Время выходит! «Ну, же, скажи это! — молча молю я. — Скажи, что случилось с Робертом».
Мама вновь поворачивается лицом к камере.
— Спасибо, — говорит она.
Я цепенею. И это все? Это было у нее в глазах в тот момент, когда она повернулась к нам с Эми. Она не собиралась ни говорить, ни делать ничего, что могло подвергнуть нас опасности, вот в чем дело. Она все еще держит мою руку, ту самую, которая должна сейчас нырнуть в рукав за тем средством, которому предназначено оборвать ее жизнь. Как и мою.
Распорядитель выступает вперед. Мы перед камерой рядом с ним, прямой эфир еще идет. Он благодарит маму, начинает объяснять дальнейший регламент. И я еще могу отпустить ее руку и залезть к себе в рукав. Время есть. Секунды растягиваются, каждая кажется вечностью.
Думай.
Вырезать сердце у лордеров, так сказал Катран, повторяя за Нико. Узнаю его слова.
Нам нужна широкая поддержка — снова Катран. Но разве можно достигнуть ее, убив маму, дочь героя лордеров? Зияющая дыра в этой логике разверзается передо мной. Это может возыметь противоположный эффект, отвернуть людей от нас. Наверняка Нико это понимает.
Нико говорит, мы должны бить по лордерам везде, где можем, любыми средствами показывать их уязвимость...
Нет.
Я отгоняю их слова прочь. Сейчас, здесь только я, я одна, и я решаю здесь и сейчас: я не та, кем была или кем меня хочет видеть Нико. Я чуть не вскрикиваю вслух, когда до меня доходит: я сама выбираю, кем мне быть.
Как мама. Она — это все те решения, которые она принимает. Она сделала то, что считала правильным: подошла к самой черте, но не переступила ее. Чтобы защитить нас.
Я не могу сделать то, чего хочет от меня Нико.
И не сделаю.
Камера выключается. Слишком поздно. Слишком поздно говорить то, что она должна была сказать.
Слишком поздно мне делать то, что я никогда бы не смогла.
— С тобой все в порядке, Кайла? — спрашивает мама. — Ты такая бледная.
— У меня болит голова, — говорю я истинную правду. Люди уже стеклись в Большой зал на чай с пирожными. Несколько знакомых лиц, но большинство — нет. И лордеры повсюду: настороженные глаза, которые теперь будут пристально следить за мамой.
Внутри меня все смещается, дрожит. Она не смогла сделать ничего, что подвергло бы нас опасности. Я тоже не смогла причинить ей боль. Все эти чувства — ловушка? Привязанности, которые встают на пути нашей преданности, сказал бы Нико. Он ошибся насчет меня: я не смогла этого сделать.
— Поезжай домой, если хочешь, — говорит мама. — Тебе необязательно оставаться на вторую церемонию. На самом деле ты нужна была здесь только для первой, семейное фото и все такое. — Она закатывает глаза, жестом подзывает Кэма.
— Почему бы вам двоим не уйти сейчас?
— Конечно, — отзывается он. — Этот костюм такой колючий. Пошли, Кайла.
Нам говорят идти за распорядителем: вдоль коридоров, через двери. Через лужайку к стоянке, где осталась машина Кэма.
Пока мы идем, я лихорадочно соображаю. Что будет теперь? Нико говорил, что атаки СК были приурочены к маминой речи о том, что лордеры похитили ее сына, или к ее смерти. Ни того, ни другого не произошло. Все отменилось?
