Коулсон.
Убийца Катрана.
Он смотрит на меня, но я не отвожу глаз, отвечаю таким же твердым взглядом, не желая показывать ему свои боль и страх. Перед моим мысленным взором, однако, стоят его руки, в них пистолет, и Катран...
Глаза его сужаются, и я вскакиваю со стула.
— Тебе повезло, что я сегодня в хорошем настроении, — говорит он, хотя его слова и тот факт, что я все еще жива — единственное, что указывает на это. Лицо ничего не выражающее и холодное как всегда. — Садись туда, — рявкает он и указывает на стул напротив его стола, и я спешу подчиниться.
— У нас был договор, — заявляет он. — Ты сделала все не совсем так, как мне бы хотелось, но все равно результат удовлетворительный. Скоро мы доставим тебя в больницу, где тебе снимут «Лево».
Я смотрю на бесполезный предмет на своем запястье. Ух ты! Какая большая награда. Конечно, он не знает, что мой «Лево» уже не действует. Должно быть, думает, что я постоянно сижу на «пилюлях счастья», чтобы поддерживать уровень.
— Но есть еще одна вещь, которую ты должна для нас сделать.
У меня внутри все переворачивается.
— Что же это?
— Если увидишь или услышишь что-нибудь о Нико, дай нам знать.
Если и есть кто, кого я с удовольствием сдала бы лордерам, так это Нико, и все же я не могу поверить:
— Его не поймали?
На лице Коулсона мелькает раздражение:
— Нет. Но мы сорвали большую часть его гнусных планов. — Его губы кривятся в мрачном удовлетворении. — В основном благодаря тебе.
Я невольно вздрагиваю. Увидев все ясно, я не захотела быть частью «Свободного Королевства», всех этих взрывов и смертей. Но срывание планов означает поимки, аресты, Зачистку и смертные приговоры.
Из-за меня власть лордеров окрепла, как никогда. Моя вина. И Нико по-прежнему на свободе, планы его расстроены. И в этом он тоже обвинит меня.
— Он придет за мной, — говорю я жалобным голосом и ненавижу себя за невысказанное «защитите меня», которое слышится за этими словами. Мне не нужна помощь от лордеров.
— Мы будем начеку.
А раньше разве не были?
— Не понимаю, — начинаю я, потом умолкаю. Он ничего не говорит, и я продолжаю: — Если вы следили за мной, то почему не в День Памяти Армстронга? Почему я так легко попала туда? Ни вопросов, ни проверки — ничего.
В глазах его мелькает что-то вроде гнева, но исчезает так быстро, что я не успеваю разобраться.
— Тебя это не касается. — Раздается стук в дверь. — Пора ехать в больницу.
— Еще одно, — осмеливаюсь я спросить. — Вы говорили, что скажете, что случилось с моим другом. Беном Никсом.
Коулсон поднимает глаза.
— Ах да. Бен. К сожалению, Бен умер, — говорит он, но ничто в его лице не подтверждает, что он сожалеет. В лучшем случае это безразличие, неприязнь.
Почва уходит у меня из-под ног, колени подкашиваются. Нет. Этого не может быть. Не может.
Задерживаюсь у двери. Оглядываюсь.
— А что случилось? — выдавливаю я.
— Сердечный приступ вследствие удаления «Лево». Не волнуйся, с тобой сегодня этого не произойдет, не в больнице.
Я выхожу вслед за лордером-водителем, едва держась на ногах от облегчения. В какой-то ужасный момент я подумала, что что-то случилось с Беном в эти последние дни, с тех пор как я видела его во время утренней пробежки. Но нет, Коулсон сказал, это случилось, когда он срезал свой «Лево». Лжет.
Скоро я уже в кабинете доктора Лизандер в Новой Лондонский больнице.
— Простите, — начинаю я, но она поднимает руку, подносит к своему уху и одними губами говорит «потом». Должно быть, обнаружила, что ее кабинет прослушивается.
— Сегодня мы снимаем твой «Лево». Когда это делается в больнице, никакого особого риска нет. — Она рассказывает об этом подробнее, а мои мысли тем временем блуждают. Я сжимаю свой «Лево». Он у меня давно. Управлял моей жизнью поначалу, не позволяя ни злиться слишком сильно, ни страдать, так как это могло вызвать потерю сознания и даже смерть.
И все же... в глубине души мне все еще не хватает того контроля. Он не давал боли заходить дальше определенного уровня. А когда его не стало, что же? Осознание накатывает разом.
— Ну, идем, Кайла, — говорит доктор Лизан-дер, стоя у двери.
Мы выходим из ее кабинета.
— Я не хочу его снимать. Это обязательно?
— Нет. По крайней мере, не думаю. Могу выяснить, насколько строго это предписание. Но почему ты хочешь его оставить?
— Все будут знать. Я уже никогда не смогу быть тем, кем была.
— После того что произошло, ты в любом случае не сможешь остаться прежней, — мягко говорит она. Мы входим в лифт, и доктор Лизандер снова прикладывает ладонь к уху, качает головой. Лифт тоже прослушивается?
Мы спускаемся вниз на лечебный этаж. Всюду суетящиеся медсестры, пациенты в инвалидных креслах и на каталках. Доктор приводит меня в маленький кабинет. Мужчина, печатающий что-то на компьютере, поднимает глаза, она делает ему знак, и он уходит.
— Теперь мы можем нормально поговорить, — говорит она и садится. — Ну, так что тебя беспокоит? Почему ты не хочешь снимать «Лево»?
— Все поймут, что раз я избавилась от «Лево», не будучи арестована лордерами, значит, они сами его сняли. И будут считать меня кем-то вроде шпиона лордеров.
— Может, и так. А ты полагаешь, они не заподозрят это в любом случае?
Я думаю о фургонах лордеров, подъезжающих к дому, и обо всех исчезнувших людях, связанных со мной, пусть и несправедливо. О внимательных глазах и перешептывающихся голосах, которые сложат два и два. Вздыхаю.
— Наверное, вы правы.
— Есть еще одно соображение, — говорит доктор.
— Какое?
— Нико. Из верных источников мне известно, что его не поймали. Пока ты носишь «Лево», всем очевидно, что ты — зачищенная. Он может возродить свой план использовать тебя в нападении, показать миру, что зачищенные способны на насилие. Без «Лево» ему это не удастся.
— Но я никогда этого не сделаю. Он может использовать меня, только если я забуду случившееся, а я помню все до мельчайших подробностей.
Тогда, несколько лет назад, меня вынудили забыть ту боль, которую причинила смерть отца от руки Нико. И подумать только, насколько по- другому бы все сложилось, если бы я помнила. Я бы никогда не подпала под его чары.
— Ну, так что, давай покончим с этим? — говорит доктор Лизандер.
— Сначала у меня вопрос.
— Спрашивай.
— У меня сохранились кое-какие обрывки воспоминаний из детства. Еще до того, как меня захватили АПТ. Но я не помню ничего ни о своем доме, ни о матери. Могут эти воспоминания вернуться?
