– Но, в конце концов, это всего лишь развлечение. – Мг. Прафф прикоснулся к краю звездного неба и пробормотал: – Прекратись.
Волшебное зрелище, подчиняясь заклинанию, мигнуло и исчезло, оставив Алви переполненной непонятной тоской. Она потерла шею.
– Это искусство, – продолжал мг. Прафф, – это развлечение, это бегство от действительности. Но, Алви, общество вполне может обойтись без всего этого. То, чем мы занимаемся теперь, направлено на улучшение основ самой жизни – движения, возможностей человека. Цель нашей нынешней работы – восстановление функциональных возможностей молодой женщины, считающей, что они навсегда утрачены. Подумать только, что мы могли бы сделать для, скажем, ветеранов…
Алви опустила руку. Волна восторга захлестнула ее. Если бы они могли работать хоть немного энергичнее, хоть немного дольше, они впрямь могли бы улучшить жизнь множества искалеченных людей. А что дальше? У нее даже закружилась голова…
С этими мыслями Алви вернулась в дом, когда мг. Прафф потребовал, чтобы она сделала перерыв. Приближался час обеда, и сегодня Алви предстояло обедать с магом и миссис Прафф. Такие обеды устраивались по несколько раз в неделю, но теперь Алви обходилась без конфузов. Насколько она знала, этим вечером никто из детей Праффов не должен был явиться.
Только она вступила на лестницу, ведущую к ее спальне, позади громко кашлянул мистер Хемсли. Она обернулась.
– Вам пришло письмо. – Дворецкий держал в руках серебряный поднос, на котором распростерся оранжевый журавлик, больше по размерам, чем обычная почтовая птичка. Сердце Алви сразу же заколотилось еще сильнее.
– Спасибо. – Она сбежала вниз по лестнице, схватила журавлика за шею и, прижав его к груди, вновь взлетела по лестнице в свое убежище – спальню.
Не забыв удостовериться в том, что в ее комнате нет Эммы, что она не развешивает одежду в гардеробе и не занимается чем-нибудь еще в этом роде, Алви плюхнулась на стул у туалетного столика и развернула птицу. Ее руки немного дрожали. Изнутри выпала белая певчая птичка поменьше – для ответа. Внутри оранжевого журавлика было написано:
Алви!
Я узнал, что вашу полимерную взломали – мг. Бейли подписан на местную телеграфную рассылку новостей. Вы целы? Я слышал, что кража была неудачной. Надеюсь, что все обошлось благополучно.
Беннет
Алви перечитала письмо. Не прошло и двадцати четырех часов, а о происшествии уже все узнали. Конечно, это должно было попасть в новости: фамилия мг. Праффа была широко известна.
Жаль, что письмо такое короткое. Она даже перевернула развернутого журавлика, на случай если там написано что-нибудь еще. Нет, ничего. Тем не менее он написал ей, и она чувствовала себя счастливой. Алви прочитала записку в третий раз, потом осторожно развернула приложенную птичку и написала ответ:
Ничего не украли, ничего важного не сломали. У нас все в порядке.
Она подумала, что нужно было добавить свои подозрения насчет мг. Эззелла, но, похоже, ни полицейский, ни мг. Прафф не одобрили ее высказываний, и она решила придержать свое мнение при себе… По крайней мере, до тех пор, пока она не сумеет найти прямые доказательства своей теории. Задумавшись на несколько чрезвычайно долгих секунд, она добавила, надеясь, что это будет соответствовать тону послания Беннета:
Как проходят ваши занятия?
Потом она почти так же долго смотрела на птичку, в конце концов приказала ей:
– Сложись обратно! – и подбежала к окну.
Алви еще ни разу не пробовала открыть его, но оно действительно открылось при помощи небольшого рычажка, и в комнату хлынул холодный воздух.
– Дыши, – сказала она, вложив в бумагу заклинание, и птица ожила. Судя по всему, она знала, куда отправиться, потому что решительно вспорхнула из рук и скрылась в холодной ночи.
Алви посмотрела на небо. Девушка надеялась, что в ближайшие минуты не начнется дождь. С учетом того, насколько плохо почтовые птицы переносят сырость, остается лишь удивляться тому, что жители Лондона вообще пользуются ими.
Она закрыла окно и, вернувшись к письму Беннета, прочитала его в четвертый раз. Ее что-то беспокоило, но она не могла понять, что именно.
Это точно не самое романтичное письмо, верно? Совершенно безразличное. Без поэзии и цветов. Просто записка от друга. Или человека, которому не терпелось удостовериться в том, что работа над рукой для его сестры не исчезла безвозвратно.
Алви положила письмо на колени и сгорбилась. Чувство тревоги стало острее, и Алви постучала пальцами по ключице. Пожевала губами.
Он действительно нравился ей. Она сильнее вдавила палец в ключицу. Этого только не хватало! Она почти забыла то неловкое чувство, когда кто-то нравится. Конечно, бывало, что ей нравился тот или иной мальчик, но ни один из них не посмотрел в ее сторону дважды.
Но ведь Беннет не похож на тех, других мальчиков. В конце концов, он написал ей. И пригласил ее… Но, может быть, он и впрямь сделал это только для того, чтобы произвести хорошее впечатление. И, между прочим, он вполне мог сделать это по просьбе Этель; во всяком случае, во второй раз. Алви не была хорошенькой и отлично это знала.
Тяжело вздохнув, она убрала письмо в ящик стола и подошла к противоположной стене комнаты, где возле шкафа стояло высокое зеркало. Поправила на место очки и посмотрела на себя. Заправила рубашку в штаны. У нее ведь тонкая талия? Конечно, Беннету нравилась ее талия.
Она провела рукой по волосам, вернее, попробовала это сделать, и сразу застряла в них. Ее волосы почти всегда путались – слишком они густые и слишком курчавые. Обычный каштановый цвет, не то что блестящие и белокурые, как у Этель, или ярко-рыжие, как у Складывательницы, с которой она встретилась в почтовом отделении. Каштановые волосы, карие глаза. Лицо наполовину закрыто очками.
Алви сняла очки и наклонилась к зеркалу так близко, что чуть не коснулась его носом. Лицо предстало перед ней расплывчатым пятном. Она прищурилась, всматриваясь, но так ничего и не разглядела. Она вновь надела очки. Ни прыщей, ни морщин. Это ведь говорит в ее пользу, верно?
Алви высунула язык и показала его своему отражению. Что переживать-то? Ей совершенно ни к чему отвлекаться на посторонние дела – у нее на носу Конвент Изобретателей. А еще нужно продумать поездку домой на Рождество, до которого осталось чуть больше месяца.
Если бы только сердце согласилось с этими трезвыми рассуждениями.
Раздался стук, и в дверь просунулась голова Эммы.
– Алви, вам нужна помощь в выборе платья к обеду?
Алви вздохнула и отпрянула от зеркала.
– Пригодилась бы.
Эмма улыбнулась и прошла через комнату. Было гораздо проще позволить ей выбрать из гардероба что-нибудь на свой вкус, хотя Алви все еще настаивала на том, чтобы одеваться самостоятельно. В конце концов, ей двадцать лет.
