– Вы чего сюда явились? – свысока спросила Анастасийка. – Вас из футбола за тупость выгнали?
– Вали солировать, сама дура, – ответил ей Валерка.
У доски с расписанием стояли Наталья Борисовна, старшая вожатая, и Александр Николаич – вожатый, который жил в комнате с Игорем Санычем.
– Как успехи? – негромко интересовалась Наталья Борисовна.
– Прогрессируем, – с достоинством отвечал Александр Николаич.
– Ну, от тебя иного и не жду. Ты у нас передовик педагогического труда.
Валерка с Юриком потоптались у расписания и решили податься в художественное творчество. Может, что путёвое будет.
– У меня чертить лучше получается, чем рисовать, – предупредил Юрик.
– Будешь чертить, а я раскрашивать, – сказал Валерка. – Не пропадём.
Со способностями к живописи дела у него обстояли примерно так же, как с вокалом, то есть, по его мнению, весьма неплохо.
Художественным творчеством занималось десятка полтора ребят, причём мальчиков и девочек было примерно поровну. Валерка сразу оценил пацанов: в своих классах они явно считались чмордяями – мамкины сынки и бабкины внуки, отличники или колокольчики вроде Юрика. В пионерском лагере они чувствовали себя домашними кроликами среди уличных собак. Кружок вела маленькая вожатка, которую звали Ниночка Сергеевна.
– Ох, ребята, – сказала она Валерке и Юрику, – вы немного опоздали. Мы тут всем кружком рисуем картины в защиту мира. В Родительский день будет большая выставка на аллее. Присоединитесь или как?
Валерка оглядел большую комнату, загромождённую мольбертами.
– А что рисовать в защиту мира? – поинтересовался он.
Вообще-то он любил рисовать сражающихся рыцарей.
– Мы решили нарисовать то, что каждому нравится. Но можете поискать в журнале карикатуру про поджигателей войны.
Ниночка положила на стол перед Валеркой и Юриком груду цветных и растрёпанных журналов «Крокодил». Валерка с любопытством полистал верхний журнал. Карикатуры там были забавные: тощие кричащие генералы в фуражках с высоченной тульей; наглые солдаты в касках и чёрных очках; толстые банкиры во фраках, с котелками на головах и сигарами в зубах; хищные полицейские с дубинками. Все они кривлялись вокруг огромных хвостатых бомб. Художники «Крокодила» издевались над своими героями, а Валерке хотелось чего-нибудь серьёзного, вызывающего восхищение.
– Я могу ядерный взрыв нарисовать, я умею, – робко сказал Юрик.
– Я тоже чё-нибудь сам придумаю, – уверенно пообещал Валерка.
– Прекрасно! – улыбнулась Ниночка. – Для художественного мышления очень важна самостоятельность. Выбирайте себе место, ребята. Ватманы я сейчас достану. Карандаши и кисточки вон там, в банке, краски – в шкафу. А творческим руководством у нас занимается Альберт Стаховский из первого отряда. Алик учится в изостудии при Доме пионеров.
Альберт был высоким, стройным и одухотворённым юношей, его пышные волосы разделял аккуратный пробор. Про интеллигентные лица, как у этого Алика, пацаны обычно говорили: «Морда просит кирпича».
Юрик затих перед чистым листом, поглощённый своим замыслом, а Валерка украдкой осмотрелся, выясняя, что рисуют другие ребята. Рисовали они что попало, без всякой связи с борьбой за мир: дети сажают дерево; полосатая кошка сидит на заборе; какая-то деревенская изба на берегу реки; жираф в зоопарке; еловый лес; девочка с надувными шариками; мотылёк на цветке; аквариум с рыбками; толпа уродцев на лыжах. Фигня.
Валерка уже знал, что он изобразит. Он изобразит мощный гусеничный бульдозер. Бульдозер толкает перед собой в мусорную яму груду всякого оружия, похожего на большие игрушки: танк, самолёт, боевой корабль, ракету. Из окошка бульдозера торчит башка водителя в виде земного шара. По смыслу типа как Земле не нужна война. Здорово! На самом деле Валерке хотелось рисовать не кошек и рыбок, а красивую, свирепую технику, которая воплощает в себе отвагу сражения, силу и напор. Война, конечно, это очень плохо. Это боль и кровь, страх и смерть. Никто не желает войны всерьёз, по-настоящему. Но ведь столько людей работает на заводах, где производят самолёты и автоматы, столько людей водят бронемашины и запускают ракеты!.. У Валерки папа тоже конструирует что-то секретное, а папа очень добрый. И по телику показывают парады. Пусть тогда всё оружие будет как бы понарошку – ну, кино, например, снимают, или учения идут.
Работа увлекла Валерку, и он перестал замечать, что творится вокруг. Шуршали карандаши по бумаге, звякали кисточки в стаканах с водой. Ниночка Сергеевна сидела за столом, перелистывая старые «Крокодилы». Художественный Алик ходил между мольбертами, смотрел на рисунки и тихим культурным голосом делал замечания:
– У тебя, Лена, красный и оранжевый цвета сольются, лучше раздели их светотенью, можно сиреневой. Витя, ты неверно обозначил ноги у лошади. Серёжа, вот этот угол у тебя пустой, тут ещё что-нибудь нужно нарисовать.
Алик долго стоял за спиной Юрика. Юрик изобразил – пока ещё в карандаше – огромный атомный гриб посреди города. Дома и деревья горели, человечки, размахивая руками, бежали прочь.
– Юра, не одобряю твою композицию, – наконец сказал Алик.
– Почему? – почти обиделся Юрик.
Алик взялся за подбородок, не отводя взгляда от ватмана.
– Понимаешь, ты изобразил взрыв в центре. И он как бы отбрасывает всё от себя, выталкивает всё остальное за границы листа. Это ошибка. Я бы посоветовал тебе поместить взрыв в левую верхнюю часть. Тогда сила взрыва направлялась бы по горизонтали, вертикали и диагонали во все остальные стороны, и композиция обрела бы законченность и равновесие.
Алик показал, как распределялась бы сила взрыва. Юрик задумался.
– Ладно, я переделаю, – вздохнув, согласился он.
Алик покивал и переместился к Валерке. «Полезет с советами – пошлю в жопу, – ревниво и грубо подумал Валерка. – Дам Альберту по мольберту».
Алик заметил, что Валерка насупился, и деликатно промолчал.
– Алик, скажи ему, чтобы танк у себя не рисовал, – вдруг издалека попросил какой-то белобрысый мальчик.
Валерка чуть не подпрыгнул. Танк у него получился просто великолепно: он перевернулся под ударом бульдозера, как дохлый жук, одна гусеница порвалась и сползла с зубчатых колёс, а башня отвалилась.
– Это с фига ли?! – оскорблённо крикнул Валерка.
Алику явно стало неловко.
– Понимаешь, – смущённо принялся объяснять он, – вы с Юрой записались позже остальных, а у нас была договорённость, что каждый рисует своё. Мы хотим, чтобы выставка показала разнообразие мира, и для этого нужно, чтобы рисунки не повторялись. А танк уже есть у Павлика.
Валерка решительно пошагал к Павлику. Белобрысый Павлик струхнул. Валеркины очки не ввели его в традиционное заблуждение о боеспособности Валерки. Однако рисовал Павлик действительно хорошо. Толстолобый танк он уже исполнил в краске. Перед танком стоял солдат, он поднял маленькую девочку в красном платье, и девочка втыкала в дуло танковой пушки цветок. Валерка мрачно полюбовался произведением Павлика. Возражать было бессмысленно. Нарисовано просто зыконски. Валерка вернулся к себе.
