– Я не Вася! – сквозь зубы процедил Валерка, не принимая рукопожатия.
– Жанка сказала Вася, значит, будешь Вася! – с угрозой заявила Лёлик.
– Иди ты, Маруся, – буркнул Валерка.
– Ты чё борзеешь, очкастый? – напряглась Лёлик.
– Он не Вася! – встрял Гельбич по долгу дружбы, и Валерка испытал к нему прилив тёплого чувства. – Ты чё, в уши долбишься?
Лёлик даже обомлела от такой непривычной для неё наглости, однако высокий и вихлястый Гельбич явно не был ссыклом из музыкальной школы.
– А ты кто? – с интересом спросила Жанка.
Гельбич осклабился, с удовольствием разглядывая Жанку.
– Я к вам петь записываюсь.
– Ты чё, петь умеешь? – удивилась Жанка. – Спой.
– Чё спеть? – охотно поддался Гельбич.
– «Чунгу-Чангу».
Гельбич откашлялся, набрал воздуха в грудь и вдруг запел необычным, глубоким и сильным голосом:
– Чунга-Чанга, синий небосвод, Чунга-Чанга, лето круглый год!..
Валерка с недоверием поглядел Гельбичу в рот, не понимая, как там умещаются такие способности. Но Жанка упрямо хмыкнула:
– К нам без пароля всё равно не записываются!
– А какой пароль?
Жанка поколебалась, взвешивая своё решение.
– «Канада»! – наконец сурово сказала она.
Валерка удивился: Гельбич и Жанка Шалаева явно понравились друг другу. Жанка уступала, и за Гельбича теперь можно было не беспокоиться. Валерка словно бы невзначай переместился ближе к Анастасийке, а потом опустился рядом на лавочку. Анастасийка не обращала на него внимания.
– Привет, – сказал Валерка. – Какую песню учишь?
– Я все и так наизусть знаю.
– А что готовите к выступлению? – не отставал Валерка. – «Орлят»?
Он помнил, что Анастасийка хотела солировать на «Орлятах», а Жанка хотела, чтобы пели «Чунгу-Чангу», под которую можно танцевать.
– Конечно, «Чунгу-Чангу», – утомлённо сообщила Анастасийка.
Валерка кивнул с сочувствием. Учителя вроде Вероники Генриховны почему-то всегда поддерживают плохих детей вроде Жанки: защищают их перед другими учителями, назначают командирами на «Весёлых стартах» или при сборе металлолома, награждают грамотами за успехи в труде – больше-то не за что. Видимо, если учительница – или вожатая, не важно, – чувствует себя в своём коллективе чужой, то среди детей выделяет таких же чужаков: чаще всего, увы, шпану. А Греховна отличается от других вожаток: носит серьги, не наказывает за всё, не мучит дисциплиной. Горь-Саныч тоже отличается от Сан-Колаича, своего соседа по комнате, или от физрука Руслана. Поэтому, полагал Валерка, Горь-Саныч и полюбил Греховну.
– Вероника не понимает музыкального искусства, – высокомерно сказала Анастасийка. – Ей только деревенским клубом руководить.
Тем временем Гельбич знакомился с Жанкой.
– Ты где живёшь? – допытывалась Жанка.
– На «Стошке», – с гордостью отвечал Гельбич.
«Стошкой» называли посёлок «Сто шестнадцатый километр». Откуда отсчитывался этот километр, никто не ведал. Хулиганы из неблагополучной «Стошки» славились своей храбростью и доблестью.
– Кого знаешь?
– Сику знаю. Бокса. Баллона.
– А Беклю знаешь?
– Мой друган.
Жанка улыбалась. Ответы Гельбича её полностью удовлетворяли, и сам Гельбич был ничего такой – высокий, нормальный. Проверка пройдена.
– Давай галстук, – сдалась Жанка. – Я тебе распишусь.
Если девочка писала что-либо на пионерском галстуке мальчика, это означало глубокую симпатию. Но у Гельбича не было с собой галстука. Он отчаянно закрутился на месте, увидел Альберта и бросился к нему.
– Слышь, дай галстук! – попросил он, хватая Альберта за руку. – У меня есть, только в корпусе! Я тебе вечером свой принесу!
Альберт в замешательстве пытался отцепить от себя пятерню Гельбича.
– Э-э… нет-нет! Я… э-э… я не могу!
– Слово пацана – принесу! – горячо убеждал Гельбич. – Позарез надо!
– Галстук – это же символ!.. – беспомощно сопротивлялся Альберт, встряхивая своей богатой и ухоженной шевелюрой.
– Поглаженный принесу! – напирал Гельбич.
– Прекрати! – рассердился Альберт. – Оставь меня в покое!
Гельбич оглянулся. Жанка коварно ухмылялась, и Лёлик тоже.
И тогда Гельбич грубо заломил Альберту руку, будто милиционер – преступнику. Альберт, охнув, согнулся пополам, и его чёлка упала на лицо волной, как птичье крыло. Гельбич, удерживая пленника в наклон, сунул палец в узел его пионерского галстука и одним движением вытащил галстук за уголок – так фокусник выдёргивает платок из своей волшебной шляпы.
– Сам виноват! – Гельбич пихнул Альберта прочь от себя, выпуская на свободу. – Не надо крысить, когда пацаны просят!
– Дай ручку, – потребовала Жанка у Лёлика.
Гельбич возвращался победителем. Гордо расправив плечи, он растянул галстук за концы и расстелил у себя на груди, как манишку. Жанка попробовала ручку на своём запястье – пишет ли? – и принялась выводить на галстуке слова послания. Гельбич ласково смотрел на Жанку сверху вниз.
Валерка сощурился и прочитал две косые строчки: «На столе стоит стокан а в стокане лилия, что ты смотрешь на меня морда крокодилия». Гельбич тоже читал, хоть ему было и неудобно, и шептал от усилия понять. Послание привело его в восторг. Он заулыбался во всю пасть.
– Уроды, – с презрением подытожила Анастасийка.
Валерка перевёл взгляд на Альберта. С Альбертом происходило что-то странное. Он побледнел до какого-то неестественно пепельного цвета, под глазами легли тёмные тени, щёки пугающе запали, а губы почернели. И он весь вспотел, даже белая рубашка прилипла к спине. Его как-то корчило, кривило, встряхивало толчками. И вдруг Альберт кинулся к Павлику, сорвал с него пилотку со звездой и нахлобучил на свою голову. Белобрысый Павлик застыл от изумления. Трясущимися руками Альберт отколол у Павлика с футболки пионерский значок и пришлёпнул себе – похоже, воткнул иголкой прямо в тело. А потом бросился бежать к Дружинному дому.
Все провожали его глазами.
– Стучать дриснул, глиста инкубаторская, – убеждённо выдал Гельбич.
Но тут ему стало не до Альберта. По дорожке от Пионерской аллеи к Дружинному дому решительно шагали Ирина Михайловна и Лёва.
– Вот он! – Лёва указал вожатке на Гельбича.
Гельбич содрогнулся. Такого предательского удара он не ожидал.
– Ты чего с тренировки удрал? – прямо в лоб атаковала его Ирина Михайловна. – Ты чего команду бросил?
– Да надоел мне этот футбол! – сразу возмущённо заорал Гельбич. – Я петь буду! Пускай Хлопов гоняет, если его заклинило!
