Две армии встретились 16 февраля 1270 года на льду замерзшего Балтийского моря. Литовцы, завидев неприятеля, огородились санями, связав их между собой, а их противники сформировали три отряда: кавалерия Тевтонского ордена выстроилась в центре, епископ со своими людьми встал на левом фланге, а датчане справа. Каким образом все эти три части были построены – неизвестно. Однако известно, что рыцари, стоявшие в центре, довольно пренебрежительно относились к своим союзникам и пошли в атаку первыми, не дожидаясь, пока соединятся силы всех трех отрядов. Прежде чем подоспели датчане, литовцы смогли доставить рыцарям много неприятностей, они, видимо, калечили лошадей, а рыцари, лишенные поддержки пехоты, не могли помешать этому. Одновременно литовцы, скорее всего, это была уже конница, начали окружать ливонскую пехоту, а также уцелевших тевтонских рыцарей. На помощь отступавшим подоспела кавалерия датчан и епископа Германа. Затем эти части вернулись на главное поле сражения, где бой шел до самых сумерек, и закончился приказом отступать, отданным епископом Германом.
В «Ливонской Рифмованной хронике» об этом написано так:
«Это было дикое убийство лошадей и резня с обеих сторон, христиан и язычников.
И кровь людей из обеих армий проливалась на лед.
Это была жестокая битва, в которой много человеческих голов было порублено.
Убит в сражении лучший (Master Otto) и 52 хороших монаха-воина».
В соответствии с христианскими источниками, крестоносцы потеряли шестьсот человек, а литовцы – 1600! Таким образом, «поле битвы», если так можно говорить о поверхности замерзшего моря, вроде бы осталось за крестоносцами, однако потери их оказались весьма велики, так что победа если и была, то ощущалась ими далеко не полной. Здесь важно отметить другое, а именно, что эта долгая и упорная битва помогла литовским племенам обрести свое национальное единство. А вот племена пруссов так никогда его и не достигли, и вскоре от них осталось одно лишь название.
Удивительно, но тактика литовцев в боях с крестоносцами во многом напоминала тактику монголов, хотя балтийские всадники преимущественно пользовались метательным оружием в виде дротиков, а не луком и стрелами. Хроники отмечают, что лучники у литовцев обычно сражались пешими, были очень хорошо обучены и превосходили лучников Скандинавии и Германии! Как и монголы, литовцы предпочитали стремительный ошеломляющий набег, позволяющий исчезнуть прежде, чем их жертвы приходили в себя. Битвы между небольшими отрядами самих литовских племен чаще всего проходили в форме группового поединка, в котором обе стороны сражались пешими, а проигравшие отступали к своим лошадям, ища спасения в бегстве.
Главным оружием всадника был меч, в основном германского производства, но с рукоятью, изготовленной на свой, местный вкус. Археологи находят рукояти из железа и бронзы, с различными серебряными украшениями. Металлографический анализ показывает, что часть наконечников копий и дротиков в Литву привозили из Скандинавии, а часть производили местные кузнецы. Многие наконечники изготавливались из дамасской стали.
Литовцы могли носить самые разные доспехи, захваченные в сражениях с крестоносцами. Хотя, видимо, особо к этому они не стремились. Как и в других местах, основным типом доспеха в это время была кольчуга, которую надевали и под верхнюю теплую одежду, и поверх нее. Шлемы были сфероконические, восточноевропейского образца. Щиты традиционной, общеевропейской формы. А вот знаменитая «литовская павеза» – прямоугольный щит с полукруглым желобом для руки посредине – тогда еще у них отсутствовала. Пришел этот щит в Литву из северо-восточных районов Польши, где, судя по печатям, начал появляться только в середине XIII в. Подчеркнем, что литовской коннице довелось сыграть очень важную роль и в историческом сражении под Грюнвальдом, в котором военное могущество Тевтонского ордена было подорвано теперь уже окончательно!
Так что, скорее всего, в основу концепции кинофильма «Александр Невский» кинорежиссера С. Эйзенштейна легла история всех этих трех битв в соответственно переработанном и идеологически выверенном виде. И, конечно же, очень мало кто замечает, что с исторической точки зрения этот фильм громоздит одну нелепость за другой. К примеру, отдельные исторические персонажи одеты не в те костюмы, в какие бы их следовало обрядить. Так, например, предатель Твердило непонятно почему был обряжен в кирасу, которых в то время еще не носили, и в какой-то странный шлем наподобие турецкой мисюрки. Не достоверна и прорезь на шлемах у «псов-рыцарей» в форме креста. Прорезь в форме буквы «Т», да, действительно на рыцарских шлемах была, а вот в форме креста – это не более чем авторский вымысел!
Следует отметить, что ставшего в России нарицательным прозвища «псы-рыцари» тевтонцы удостоились только лишь шесть веков спустя, и то из-за неправильного перевода на русский язык трудов Карла Маркса. Классик коммунистического учения употребил в отношении тевтонцев существительное «монах», которое на немецком языке является созвучным слову «собака».
КНИГА В КНИГЕ
Крестоносцам не раз и не два доводилось испытывать на себе крепость духа и остроту мечей и секир воинов славянских народов. Во многих битвах они доказали им, что лучше всего для них же – это их не задевать! А вот что касается рыцарских поединков, то, пожалуй, лучше всех описал одну такую схватку польский писатель Генрик Сенкевич в своем романе «Крестоносцы»:
«Противники вышли на ристалище с противоположных сторон и остановились на краях его. Все затаили дыхание, все подумали о том, что скоро-скоро две души улетят к подножию престола Господня и два трупа останутся на снегу, – и при этой мысли краска сошла с лица у женщин, а мужчины впились глазами в противников, стремясь по их виду и по доспехам угадать, на чьей стороне будет победа.
На крестоносце был надет панцирь, украшенный голубой финифтью, такие же набедерники и шлем с поднятым забралом и с пышным павлиньим султаном на гребне. Грудь, бока и спину Збышка охватывала великолепная миланская броня, которую он в свое время захватил в добычу у фризов. На голове у него был шлем с нашеломником, но без подбородника и без перьев, на ногах сапоги из бычьей кожи. В левой руке оба рыцаря держали щиты с гербами; у крестоносца на верхнем поле герба была шахматная доска, а на нижнем – три льва, стоящие на задних лапах, у Збышка – тупая подкова. В правой руке оба держали страшные широкие секиры, насаженные на почернелые рукояти длиннее руки рослого мужчины. Рыцарей сопровождали оруженосцы: Глава, которого Збышко звал Гловачем, и ван Крист, оба в темной железной броне, оба с секирами и со щитами. У ван Криста в гербе был куст дрока, у чеха же, как в гербе Помяна, голова быка, только вместо секиры в ней торчал короткий меч, до половины вонзившийся в глаз.
Труба затрубила второй раз; после третьего противники по условию должны были сходиться. Их разделяло теперь только небольшое пространство, посыпанное серой золой, над которым, казалось, витала, как зловещая птица, смерть. Однако, прежде чем труба затрубила в третий раз, Ротгер приблизился к колоннам, между которыми сидели князь с княгиней, поднял свою закованную в сталь голову и произнес таким громким голосом, что его услышали во всех уголках галереи:
