Перед нами фигура рыцаря с Уэльского кафедрального собора, датируемая 1240 годом. Уэльс, конечно, далеко от литовских болот, но вооружение европейских рыцарей всегда было достаточно интернациональным. На этой фигуре шлема нет, но зато хорошо видно, что под ним носили на голове, а кроме того, у этого рыцаря характерный нашейник для защиты шеи. Щит большой, в форме утюга, гладкий, без эмблем. Сюрко с фестонами по подолу
Зимой 1234 года Ярослав вышел из Переяславля с низовскими полками и вместе с новгородцами вторгся во владения ордена. Затем он стал лагерем неподалеку от Юрьева, но город не осаждал. Тогда рыцари предприняли вылазку из Юрьева, но потерпели жестокое поражение. Кому-то, правда, удалось вернуться за крепостные стены, но часть рыцарей, преследуемые русскими, вышли на лед реки Эмайыги, где провалились и утонули. Среди погибших летопись упоминает «лучьших Нѣмцовъ нѣколико и низовець (то есть воинов Владимиро-Суздальского княжества) нѣколико» – то есть провалились и утонули не одни только немцы. По сведениям Новгородской летописи, «поклонишася Нѣмци князю, Ярославъ же взя с ними миръ на всеи правдѣ своеи».
После этого крестоносцы вплоть до ослабления Северо-Восточной Руси монгольским нашествием в 1237–1239 годах совершали лишь набеги на Изборск и Тёсов. Однако воевать русским приходилось в этих землях не только с крестоносцами. Так, в 1225 году 7000 литовцев опустошили села около Торжка, не дойдя до города всего трех верст, перебили там многих купцов и захватили всю Торопецкую волость. Уходившие назад литовцы были разбиты, потеряли 2000 человек и потеряли всю добычу. В 1227 году Ярослав вместе с новгородцами ходил походом на ямь, а в следующем году отразил их ответное нападение. В том же 1227 году он осуществил крещение племени корела.
Место битвы (предполагаемое) при Сауле
Между тем, покорив практически все балтийские племена, орден меченосцев в 1236 году двинулся в Крестовый поход против языческой Литвы. Считается, что магистр ордена меченосцев Фолкин тянул с началом похода, так как опасался неизвестных земель, но все равно вынужден был выступить, ведь к этому походу его призвал сам папа. И вот этот-то осенний поход и стал для него и его людей роковым. Хотя, казалось бы, волноваться у него оснований не было. Послано было за помощью в Европу и на Русь, в результате к нему прибыло 2000 саксонских рыцарей и еще 200 дружинников из Пскова. Всего в поход отправились 55 рыцарей ордена меченосцев, 600 воинов ордена, 500 воинов из Гольдштейна, Гамбурга и Любека, которыми командовали граф Генрих фон Данненберг и Теодорик фон Хассельдорф. Вместе с ними шло 1500 ливов, эстов и латгалов, а также 200 воинов-псковичей. По мнению литовского историка Э. Гудавичюса, первыми преградили путь войску крестоносцев дружины жемайтийских князей Саульской земли. Именно их увидели крестоносцы первыми «у одного ручья», как сообщается в «Ливонской рифмованной хронике». Они подошли к месту битвы вечером 21 сентября, а основное войско подтянулось лишь к утру перед началом сражения. Хотя, скорее всего, литовская рать уже стояла за спиной сторожевого отряда в полной готовности и лишь ждала от него сигнала. Но так или иначе, а утром 22 сентября 1236 года, в литовский языческий праздник осеннего равноденствия, посвященный богине Жямине – Матери-Земле (у католиков День святого Мориса и его сомучеников), началась жестокая битва, получившая название Битва при Сауле.
Другая фигура с этого же собора. На щите мы видим умбон, что нетипично для того времени. На шлеме одна смотровая щель без перемычки и вертикальные отверстия для дыхания. Крестообразного отверстия для «пуговицы» на цепи нет, значит, в моду цепи еще не вошли и снятые шлемы носились как-то иначе
В этой битве крестоносцы были разгромлены, при этом погибли магистр ордена меченосцев Фолквин Шенке фон Винтерстерн, граф Генрих фон Даненберг, господин Теодорих фон Хасельдорф, 48 рыцарей ордена меченосцев, а также много светских рыцарей и множество простых воинов из чуди.
«Новгородская первая летопись старшего извода» сообщает об этом так: «В лѣто 6745 [1237]…Того же лѣта приидоша Нѣмцѣ в силѣ велицѣ изь заморья в Ригу, и ту совокупившеся вси, и рижанѣ и вся Чюдская просто земля, и плесковици от себя послаша помоць мужь 200, идоша на безбожьную Литву; и тако, грѣх ради наших, безъбожными погаными побѣждени быша, приидоша коиждо десятыи в домы своя».
Что же касается «Ливонской рифмованной хроники», то она об этой битве повествует так: «Фолквин с братьями узнал, что вдалеке существовал один духовный честный орден, весь справедливости исполнен, Немецким домом называем, опорой слабых почитаем, где добрых рыцарей немало.
Тогда всем сердцем возжелал он свой орден с тем соединить. Велел гонцов он снарядить, и Папу попросил о том, чтоб принял их Немецкий дом. К несчастью, он уже почил, Господь Всевышний так судил, в том не было вины его, с ним пилигримов полегло, тогда прибывших в Ригу, много. Они отправились в дорогу, наслышавшись о жизни в крае. От нетерпения сгорая, они просили лишь об этом, чтоб он поход возглавил летом. Из Хазельдорфа рыцарь славный стараний приложил немало, и граф фон Данненберг был с ними: И все герои так просили их на Литву вести. «Лишений вам перенести, – тогда сказал магистр Фолквин, – поверьте мне, придется много». Заслышав эту речь, они: «За этим мы сюда пришли!» – все разом так проговорили, богаты или бедны были. Противиться не стал магистр боле. Сказал: «Мы здесь по Божьей воле, Господь нас сможет защитить. Охотно с вами мы пойти готовы, раз уж вы решили в бой. Лишь дайте срок нам небольшой, в поход вас поведу, и там добычи будет вдоволь вам».
Гонцов на Русь тогда послал, их помощь вскоре прибыла. Проворно ополчились эсты, немедля, прибыли на место; латгалы, ливы в бой собрались, в селеньях дома не остались. И рады были пилигримы. Они рвались нетерпеливо в поход с большой прекрасной ратью: и до Литвы пришлось скакать им полями, много рек переходя. Лишений множество снеся, они в литовский край пришли. Здесь грабили они и жгли, всей силой край опустошая, и за собою оставляя повсюду ужас разоренья. На Сауле путь возвращенья их шел, среди кустов, болот.
Увы, к несчастью, в тот поход задумали идти они! Лишь до реки они дошли, как неприятель показался. И мало в ком тот пыл остался, что в Риге их сердца сжигал. Магистр к лучшим подскакал, сказал: «Ну, пробил битвы час! Всей чести дело то для нас: как только первых мы положим, тогда уж без опаски сможем домой в веселье возвращаться».
«Но здесь мы не хотим сражаться, – ему герои отвечали, – нельзя, чтоб мы коней теряли, иначе станем мы пешцами». Магистр сказал: «Вы что же, сами сложить c конями головы хотите все?» Так в гневе молвил.
