Самураи любуются цветущей сакурой. Ксилография Утагава Куниёси.
Другое подобное стихотворение принадлежит Хосокава Фудзитака. Оно, возможно, было его прощальным посланием миру:
В мире, что и ныне неизменный с древних времен,
листья-слова сохраняют семена в человеческом сердце
[38].
Фудзитака написал это в 1600 году, когда его замок был окружен превосходящими силами врага. Он послал стихотворение к императорскому двору, расписав все, что ему было известно о «тайном смысле» первой императорской антологии японской поэзии «Кокинсю». Составлена она была в начале X века и полна всяких недомолвок и намеков, смысл которых к тому времени люди стали уже забывать, и вот Фудзитака, хотя он и был воином, написал обо всех этих трактовках и разночтениях императору, то есть провел своего рода сложный и контент-анализ. Император Гоёдзэй (1571–1617), известный своей ученостью, сильно опечалился, когда узнал, что такой знаток древней поэзии может погибнуть; он попытался спасти Фудзитака, и в конце концов ему это удалось, хотя поначалу Фудзитака отказывался пойти на недостойную воина сдачу в плен.
И опять-таки, что важно: стихотворение, хотя и было написано при чрезвычайных обстоятельствах, лишено даже намека на военную тематику или на предположение, что оно создано самураем, осажденным в собственном замке. То есть этот воин видел в поэзии нечто большее, чем средство излить в стихах свою душу либо просто поведать миру о своих злоключениях! Хотя, разумеется, как и во всяком обществе, просто лихих рубак, пьяниц и людей не слишком благородных и достойных среди самураев было гораздо больше, нежели талантливых поэтов, знатоков искусства и подлинных «мастеров меча».
Хорошими поэтами были и многие японские полководцы. Например, Уэсугэ Кэнсин после взятия замка Ното решил дать своим воинам немного отдохнуть. Он приказал раздать им сакэ, собрал командиров, после чего в разгар пира сложил следующее стихотворение:
В лагере холодно, осенний воздух свеж.
Чередой пролетают гуси, полночная светит луна.
Горы Этиго, теперь вот взята Ното.
Все равно: возвращаясь домой, люди помнят о походе
[39].
Затем он отобрал воинов с хорошим слухом и велел им спеть эти стихи! Более того, можно сказать даже так, что без стихов не обходилось ни одно сколько-нибудь значимое событие в истории японских самураев. Например, убийца объединителя Японии Ода Нобунага сделал свое дело после соревнования в стихосложении, причем обнаружил свое тайное намерение именно в стихах, хотя в тот момент их тайного смысла не понял никто. Зато после пышных похорон, устроенных Ода Нобунага после его гибели, в его честь было опять-таки устроено состязание рэнга, в котором каждый из участников написал по следующей строчке:
Окрашенный в черное вечер покрывает росой мой рукав.
Фудзитака
Над полем скорбят и луна, и осенний ветер.
Рёго-ин
Когда возвращаюсь, в тени горько рыдают сверчки.
Заповеди секретов жизненного успеха, составленные Токугава Иэясу. Из коллекции храма Тосегу.
Книга в книге. «На ветке без листьев…»
А вот проходили состязания в стихосложении в стиле рэнгу во дворцах самураев:
– А потом не соблаговолите ли вы и все здесь присутствующие быть его гостями на состязании поэтов? А регенты – стать судьями?
Все бурно зааплодировали.
– Благодарю вас, но не предпочтительнее ли, чтобы роль судей выполнили вы и принц Огаки с кем-нибудь из дам.
– Очень хорошо, если вы так пожелаете.
– Тогда, госпожа, какую же выбрать тему? И первую строку стихотворения? Поэтический дар Кийямы славился не менее, чем его искусное владение мечом и отвага в боях.
– Пожалуйста, Марико-сан, может быть, вы ответите господину Кийяме? – Все опять восхитились находчивостью Ошибы, – она была посредственной поэтессой, тогда как Марико – искусной, что известно всем.
Марико это обращение польстило. Она задумалась на минуту.
– Тема – о сегодняшнем вечере, госпожа Ошиба, и первая строка – «На ветке без листьев…»
Ошиба и остальные похвалили ее выбор. Кийяма подобрел:
– Превосходно, но мы будем очень стараться выиграть у вас, Марико-сан.
– Надеюсь, вы простите меня, господин, но я не стала бы участвовать в состязании.
– Конечно, вы должны участвовать! – Кийяма не принял ее слов всерьез. – Вы одна из лучших поэтесс в государстве. Без вас совсем не то».
Дж. Клейвелл. «Сёгун»
Ну а потом японцы решили: зачем много слов, если «краткость – сестра таланта»? Поэтому они сократили форму рэнга до одной только «начальной строфы», и вот так-то и родилась поэзия «хокку» (или хайку). С начала периода Эдо (XVII век) хокку стали существовать уже как самостоятельная поэтическая форма, а сам термин «хайку» предложил поэт и критик Масаока Сики в конце XIX века для различения этих двух форм. Правда, это время пришлось уже на закат самурайства как социального института, но сами-то самураи ведь никуда не пропали, и многие из них поневоле сделались поэтами, пытаясь прокормиться хотя бы продажей собственных стихов.
Масэ Масатапу держит в руках деревянный молот на длинной рукоятке. Принято считать, что главным оружием самурая был его меч, и это действительно так. Но самураи не брезговали применять и другие, подчас весьма и весьма прихотливые виды оружия.
Но так ли уж сильно отличалась японская поэзия от поэзии европейской? И если самураи писали стихи, готовясь к самоубийству, а то и просто так, ради развлечения, то разве не занимались тем же самым и рыцари Западной Европы? Ведь там тоже были поэты и певцы, причем известно, что по крайней мере некоторые из них так хорошо владели искусством стихосложения, что разъезжали по замкам Европы и зарабатывали себе на жизнь тем, что читали их в присутствии гостей того или иного барона или графа. А в итоге получали за это и кров, и звонкую монету, а то и признательность знатной госпожи, владелицы замка! Все это так, однако, сравнивая их поэзию, сразу замечаешь, что, если любовь и те и другие воспевали, в общем-то, примерно одинаково (хотя японцы и не так многословно, как европейцы!), о своем ратном деле самураи предпочитали особо не распространяться. А вот на Западе драматические поэмы, воспевавшие рыцарские доблести, были в большом почете. Вот, например, какие стихи слагал о рыцарской схватке поэт Бертран де Борн:
